Стивен Рансимен: Падение Константинополя в 1453 году

Но наиболее существенными были разногласия по вопросам устройства церкви. Обладает ли римский епископ лишь приоритетом чести, или он пользуется абсолютным главенством в церковной иерархии? Византийская традиция исходила из существовавшего с незапамятных времен правила о священном равенстве епископов; никто из них, даже преемник святого Петра, не имел права навязывать свою доктрину, каким бы уважением ни пользовались его взгляды [18]. Право провозглашения доктрин имеет только Вселенский собор, где, как в праздник Пятидесятницы, присутствуют все епископы; только тогда Святой Дух нисходит, чтобы просветить их. Римское прибавление к Символу Веры шокировало Восток не только в богословском плане, но еще и потому, что это было односторонним изменением формулы, освященной Вселенским собором. Не могла восточная церковь признать также административную и дисциплинарную власть Рима, полагая, что такой властью обладают все пять патриархов, из которых папа римский считался старшим, но не верховным главой. Византийцы были весьма привержены к обрядам и правилам церковной службы, тем не менее их церковная доктрина об Экономии, рекомендовавшая обходить мелкие разногласия в интересах сохранения порядка в Доме Божием, разрешала им проявлять известную гибкость. Римская же церковь по самой сути своей не могла идти на какие-либо уступки [19].

Византийские ученые относились к идее унии по-разному. Многие из них были слишком преданы догматам православия, чтобы вообще думать об унии с Римом. Однако находились и такие, особенно среди философов, кто был готов примириться с подчинением Риму, если их вероучение и традиции не будут прямо отвергаться. В это тревожное время для них было превыше всего сохранение единства христианства и христианской цивилизации. Многие из них побывали в Италии и могли заметить, что интеллектуальная жизнь там бьет ключом. Они могли убедиться и в том, как высоко стали ценить в Италии греческих ученых, если те приезжают как друзья. Приблизительно в 1340 г. Димитрий Кидонис перевел на греческий труды Фомы Аквинского. Схоластические построения последнего привлекли внимание многих греческих мыслителей, наглядно показав им, что эрудицию итальянских ученых нельзя недооценивать. Греческие ученые стремились расширять культурные связи с Италией, и это желание было взаимным. Все большее число их получило предложения занять доходные профессорские кафедры на Западе. Идея интеграции византийской и итальянской культур становилась все более привлекательной, и если греческие церковные традиции будут гарантированы, то стоило ли волноваться из-за подчинения римской церкви, принимая во внимание при этом ее достойную роль в прошлом и блеск нынешней итальянской жизни? [20].

Сторонники унии принадлежали главным образом к интеллектуальной элите либо к политическим деятелям. Монахи же и низшие слои духовенства были ее открытыми противниками.

Вопросы культуры их мало волновали. Они кичились своей верой и традициями. Они помнили и о страданиях их прадедов под властью латинских императоров. Именно эти слои оказывали непосредственное влияние на умы людей, проповедуя, что уния безнравственна и принять ее значило рисковать обречь себя на вечные муки. Подобная участь выглядела куда страшнее любого бедствия, которое могло обрушиться на них в этом преходящем мире. Имея такую оппозицию, любому императору было бы нелегко выполнить какие бы то ни было обещания осуществить унию; среди противников унии имелись ученые и богословы, чья приверженность традициям шла не только от сердца, но и от ума, а также политические деятели, которые не верили, что Запад будет когда-либо в состоянии спасти Византию, как таковую.

Ожесточенные споры об унии происходили в атмосфере экономического упадка. Несмотря на блестящие достижения его ученых, Константинополь конца XIV столетия был печальным, деградирующим городом. Его население, которое в XII в. составляло вместе с окрестными жителями около миллиона человек, теперь насчитывало не более ста тысяч, продолжая постепенно сокращаться и далее [21]. Предместья на противоположном берегу Босфора уже находились в руках турок. Пера, расположенная на другой стороне Золотого Рога, стала колонией генуэзцев. На фракийских берегах Босфора и Мраморного моря, усеянных когда-то роскошными виллами и богатыми монастырями, у греков осталось лишь несколько деревушек, лепившихся вокруг старинных церквей.