Барбара Такман - Загадка XIV века

Десять дней спустя, 18 февраля 1397 года, Ангерран VII, сир де Куси и граф Суассон, скончался в Прусе.

Цельный человек расколотой эпохи, он меньше других из своего окружения скомпрометировал себя грубостью, продажностью и безрассудным потворством собственным капризам. Люди его круга хорошо описаны биографом Клиссона — «утонченные и дикие, щедрые и кровожадные, жуликоватые и рыцарственные, сверхчеловечно мужественные и охочие до славы, невероятно низкие в своих пороках, двуличные, доходящие в ненависти до предела, совершающие дикарские поступки, страшно жестокие». Де Куси стоял особняком, ему, похоже, несвойственны были эти «дикарские» черты. Он занимал твердую жизненную позицию, принимал все возлагавшиеся на него обязанности, отказывался лишь от должности коннетабля, суждения его отличались проницательностью, он был хладнокровен в принятии решений и доводил все дела до конца. Его уверенность, хладнокровие и компетентность, уважение и доверие, которыми он пользовался у окружающих, роднят его с Джорджем Вашингтоном, ему недоставало только лидерства, но для этого нужен был повод. Если в деревнях той поры жили немые и незаметные Мильтоны, то в неблагоприятные времена, возможно, рождались и тогдашние Вашингтоны. Четырнадцатый век породил буржуазных лидеров, таких как отец и сын Артевельде, Этьен Марсель, Кола ди Риенци. Однако среди высшего сословия истинных вождей было немного; отчасти это связано с тем, что лидерство отдавалось на откуп королю. До Карла V короли лично вели в бой аристократов. Пока Иоанн II находился в плену, аристократы северной Франции умоляли Карла Наваррского повести их против Жакерии. Аристократы объединялись только, когда чувствовали, что им угрожают как классу.

Английский брак де Куси поставил его над схваткой в двенадцать критических лет. От Англии он отрекся после смерти тестя и тут же занял лидирующее положение в нормандской кампании; он мог бы стать преемником Дюгеклена на посту коннетабля, если бы захотел, но к этому посту не прилагалось статуса национального лидера, и он не смог бы повести за собой единомышленников и народ. Со смертью Карла V ушло то, что могло бы произойти, а при правлении дядьев юного короля о цели нации можно было забыть. Ангерран не обновил свое время и не поднялся над ним, он шел вместе с ним, служил ему лучше, чем остальные, и умер, сохранив его ценности. После его ухода стало хуже. «Этот Ангерран VII, — писал биограф Бусико, — являл собой образец лучших качеств своего времени».

В Париже о смерти де Куси узнали только через два месяца. Робер д’Эне и Жак де Вийей услышали об этом в Венеции по пути на Восток, а Людовик Орлеанский все еще не знал. Услышав о бедственном положении узников, 31 марта он тайно послал в Турцию человека, служившего у де Куси, чтобы тот доставил Ангеррану одежду. В апреле Вийей привез забальзамированное сердце и тело (или кости; похоронено ли тело де Куси во Франции, до сих пор вопрос спорный). Только тогда мадам де Куси узнала, что ее муж мертв. Согласно биографу Бусико, склонному к чрезмерным восторгам, она так оплакивала свою потерю, что «казалось, душа покинет ее, она уже не думала о новом замужестве, и траур навечно поселился в ее сердце». Были устроены грандиозные похороны, их провели епископы Нуайона и Лана, тело (или другие останки) погребли во внушительной гробнице в Ножане, а сердце — в церкви Святой Троицы: там имеется табличка, на которой поверх герба де Куси выгравировано сердце. Дешан написал поминальные стихи, в которых приравнял кончину де Куси к национальной трагедии, он оплакивал «смерть барона Ангеррана… о котором скорбит каждое благородное сердце».

Стансы на этом не заканчиваются; изменчивый стихотворный метр, в сочетании с твердой последовательностью трех ритмов в 55 строках, характерный для этого и для других стихов французской поэзии XIV века, не слишком очаровывает, а перевод в любом случае положения не спасает.