Барбара Такман - Загадка XIV века

Когда стало известно, что по завещанию Клиссона, продиктованному после нападения, он оставляет миллион семьсот тысяч франков, не считая земель, гнев дядюшек, почувствовавших себя обделенными, невозможно было описать. Такое состояние — больше, чем у короля — не могло быть добыто честным путем. Публика была готова поверить этому, ибо Ривьер и Мерсье тоже приумножили свои состояния, находясь на государственной службе, этих двоих все не любили, считали высокомерными и продажными. Раздоры и вражда зрели и накапливались, а страдавший расстройством рассудка король тем временем призывал к войне.

Совет одобрил кампанию; дядюшки, не допущенные к принятию решения, но желавшие присоединиться к королю, были единодушны в своей ненависти к министрам. «Они мечтали лишь об одном — как бы их уничтожить». Первого июля король в сопровождении Бурбона и де Куси покинул Париж и двинулся на запад. Ехали медленно, поскольку по пути к ним присоединялись рыцари вместе со свитой. Из-за нездоровья Карла остановки делали длительные, к тому же приходилось ждать дядюшек. В надежде предотвратить войну те тянули время и мешкали, усиливая нетерпение Карла. Он не мог ни есть, ни пить, каждый день ходил в совет, ибо ему не терпелось наказать герцога Бретанского, и он впадал в ярость от любых возражений. Разногласия, усилившиеся после приезда герцогов Бургундского и Беррийского, распространились и на армию: рыцари обсуждали достоинства и ошибки кампании. В ответ на второй призыв выдать Краона Монфор снова ответил, что ничего о нем не знает. У короля начался жар, и врачи запретили ему ехать верхом, но Карл уже не мог больше ждать.

Поход начался в середине августа, в сильную жару. Вышли из Ле-Мана, что на границе с Бретанью. На короле был черный бархатный камзол и украшенная жемчугом алая бархатная шляпа. Он ехал поодаль от остальных: не хотел дышать пылью, поднимавшейся с песчаной дороги. Два пажа следовали сзади, один вез его шлем, а другой — копье. Впереди в одной группе ехали двое дядюшек, а в другой — Людовик Орлеанский вместе с де Куси и Бурбоном. Когда процессия проезжала через Манский лес, из-за дерева внезапно выскочил босоногий оборванец, схватил королевского коня за седло и отчаянно крикнул: «Не езжайте далее, благородный король! Вернитесь назад! Вас предали!» Карл испуганно отшатнулся. Стражник отодрал руку оборванца от седла, но поскольку все посчитали его бедным сумасшедшим, то и не стали арестовывать, даже когда он поплелся за процессией и полчаса кричал о предательстве короля.

В полдень всадники выехали из леса на равнину. И люди, и лошади страдали от палящего солнца. Один из пажей, задремав в седле, уронил копье короля, и оно с громким лязгом ударило по стальному королевскому шлему, который вез другой паж. Король вздрогнул, а потом неожиданно выхватил свой меч, пришпорил лошадь и крикнул: «Вперед, смерть предателям! Они хотят отдать меня врагу!» И стал размахивать мечом, стараясь поразить всех, кто был рядом.

— Боже! — воскликнул герцог Бургундский. — Король сошел с ума! Держите его, кто-нибудь!

Никто не осмелился подчиниться. Все в ужасе собрались вокруг, отводя удары меча, но не решаясь ответить ударом на удар, а Карл дико налетал то на одного, то на другого, пока не изнемог. Он задыхался и весь взмок от пота. Наконец его камергер, Гийом де Мартель, которого король любил, схватил Карла сзади, другие отобрали меч, сняли короля с лошади и осторожно положили на землю. Он лежал неподвижно, молчал; глаза у него были открыты и он никого не узнавал. Один или несколько рыцарей (количество зависит от разных версий), которых король убил, лежали рядом в пыли.

Ситуацию взял под контроль смелый, как и всегда, Филипп Бургундский. «Мы должны вернуться в Ман, — решил он. — В Бретань мы не пойдем». Короля Франции положили на повозку, запряженную волами, и повезли назад, а ошарашенный отряд ехал рядом, и у некоторых рыцарей бешено крутились в голове мысли о будущем. Карл пролежал в коме четыре дня, все думали, что он вот-вот умрет. Королевские врачи даже не надеялись на благополучный исход, да и другие приглашенные врачи — герцогов Бургундского, Орлеанского и Бурбонского — после консультации решили, что наука бессильна.

После ужасного сообщения о сумасшествии Карла все только и говорили о колдовстве, о яде и предлагали открыть для посетителей покои больного. «Все добрые французы рыдали — оплакивали здоровье Франции, зависящее от здоровья ее короля». Священники, всхлипывая, читали молитвы, епископы возглавили босоногие процессии, несли восковые фигуры монарха, вылепленные в натуральную величину. К реликвиям, будто бы обладающим исцеляющей силой, люди приносили пожертвования, простирались перед распятием, изображениями святых и просили об излечении короля.