Барбара Такман - Загадка XIV века

Людовик Орлеанский представил свою балладу, так же поступили Ги де Тремуай, друг Ангеррана Жан де Буси и еще один бастард де Куси по имени Обер. Ранее он был оруженосцем Ангеррана и двоюродным братом. Сын его дяди со стороны отца, он вступил в права по воле Карла VI после кончины де Куси. О нем известно лишь то, что Дешан назвал его одним из своих «гонителей» в группе, чересчур увлекавшейся вином. Хотя друзья Ангеррана присоединились к состязанию, сам де Куси участия в нем не принимал, — мелкая, но важная черта, характеризующая его как личность.

До наступления эпохи книгопечатания литературой, как и музыкой, наслаждались в салонах. Аудитория «Ста баллад» выслушала похвалу верности, которую защищал пожилой рыцарь де Вермей, все знали, что он высоко ставит любовь и уважает женщин. Доводы этого рыцаря были традиционными: верная любовь превосходит «наслаждения тела», поскольку она возвышает любовника, воспитывает любезное отношение ко всем женщинам, отдает чувства одной из них и вселяет отвагу в сердце воина, радуя тем самым возлюбленную. Любовь делает его более храбрым в осаде, в нападении, в засадах, в наступлении и в обороне, в паломничестве в Иерусалим или в крестовом походе против турок. Неверность, в свою очередь, грозит опасными связями. Всех несогласных рыцарь пригласил на диспут.

Хотя большинство благородных поэтов высказались в пользу Ютена де Вермея и отстаивали верность, были и сомневающиеся. Герцог Беррийский, только что женившейся на двенадцатилетней невесте, поздравил себя с тем, что «избежал любви», о верности он советовал лишь говорить, а измены практиковать. Тот же тон взял бастард де Куси: во всех своих стихах он пел о страстной и вечной любви, а заканчивал каждый куплет рефреном:

Его баллада самая циничная. Что до других, то некоторые из них вполне искренние, другие сатирические, есть и, скажем так, двусмысленные, несколько баллад серьезны, но ни в одной из них не выражено по-настоящему глубокого чувства. Придворная любовь была игрой, а не идеалом, к которому стремились и за который, как последователи святого Энгельберта, готовы были положить свою жизнь.

По дороге в Лангедок Карл VI и его свита торжественно въезжали в Ним, Монпелье, Нарбонну и Тулузу, их приветствовали на богато украшенных улицах, «так что любо было посмотреть». Навстречу выходили процессии всех сословий, в соответствующих одеждах, выставляли столы, за которыми люди могли есть и пить. В одном городе королю подарили отару овец, дюжину жирных волов и двенадцать охотничьих собак с серебряными колокольчиками на шеях. Министры между тем, расспросив население, оглашали намерение провести реформы и снимали самые тяжелые налоги.

В Безье король наказал главного чиновника герцога Беррийского — ненавистного казначея Бетизака. Секретные расспросы королевских министров вскрыли многие лихоимства, от которых страдало население. На допросах арестованный Бетизак уверял, что все деньги в сумме трех миллионов франков он передал в казну герцога Беррийского. Документы подтвердили его слова. Поведение Бетизака не тянуло на смертный приговор, один из следователей сказал: «Что поделать, если деньги, столь хитроумно потраченные… предназначались герцогу Беррийскому, самому сребролюбивому человеку на свете?» Другие следователи возражали, мол, Бетизак обездолил народ, и «кровь этих несчастных вопиет против него». Его следует наказать, ведь если уж он не смог удержать герцога, то должен был заявить на господина королю и совету.

Когда люди узнали об аресте Бетизака, на совет обрушился поток жалоб, и чиновники увидели, до какой степени народ ненавидит Бетизака; в то же время от герцога Беррийского поступили высокомерные письма, в которых тот уведомлял, что все, что делал Бетизак, осуществлялось по его, герцога Беррийского, приказам. Король возжелал приговорить герцога к смерти, но совет не мог найти законных оснований для вынесения такого вердикта, поскольку именно король назначил герцога наместником.

Проблему решили хитростью. Бетизаку с глазу на глаз сообщили, что его приговорят к смерти, и единственное, на что он может надеяться, это объявить себя еретиком. Если он это сделает, его передадут церкви и пошлют на суд в Авиньон, где никто не посмеет осудить его, поскольку папа зависит от герцога Беррийского — самого властного и преданного его сторонника. Поверив этим словам, «ибо люди, страшащиеся за свою жизнь, не способны ясно мыслить», Бетизак поступил так, как ему посоветовали. Он повинился перед епископом Безье в прегрешениях против веры, а тот, согласно установившейся церковной практике с сознавшимися еретиками, тотчас передал его гражданскому суду. На Бетизака надели железный ошейник, заковали в цепи и притащили на городскую площадь, где уже был сложен костер. К всеобщему ликованию, Бетизака сожгли. Герцога сместили с должности наместника Лангедока и заменили командой королевских реформаторов. Народ восславил юного короля и собрал ему триста тысяч франков.