Георг Штайндорф - Когда Египет правил Востоком. Пять столетий до нашей эры

Однако если планировка осталась такой же, как в прежних гробницах, то как отличались изображения, украшавшие стены этих гробниц в Амарне! Здесь мы больше не находим длинных рядов сцен, увековечивающих частную жизнь умершего, когда он выполняет свои должностные обязанности, отправляется на охоту или сидит с друзьями и родственниками на пиру. Исчезли картины, показывающие похоронную процессию и подношения, принесенные родственниками и слугами покойного для его пропитания и удовольствия в загробном мире. В этих гробницах вместо таких сцен все рельефы посвящены поклонению новому богу и прославлению царя и его семьи. Иногда в виде исключения хозяина гробницы изображают поклоняющимся Атону или же при дворе фараона. Возможно, царская чета с маленькими царевнами и свитой покидает дворец на колесницах, телохранители фараона бегут впереди по дороге к храму Атона, перед дверями которого жрецы и служители в смиренных позах ждут прибытия правителей. Или же фараон со своей семьей стоит у «окна явлений» дворца, окруженного толстыми подушками, и в присутствии всего двора наделяет множеством разных украшений и других подарков хозяина гробницы (рис. 10 на с. 224). Примыкающая сцена может показывать, как счастливый любимец, увешанный подарками, которые только что были ему вручены, покидает дворец и принимает поздравления и добрые пожелания от друзей и родственников. Нам даже позволено заглянуть во внутренние покои царского дворца: сидящие в комнате со стройными папирусовидными колоннами Эхнатон и Нефертити ласкают своих дочерей и играют с ними; фараон держит на руках и целует старшую царевну, вторая сидит на коленях матери и болтает, а третья на руках у царицы играет с короной (см. вклейку фото 74). На протяжении всей египетской истории покров, так надежно и почтительно скрывавший частную жизнь фараона, никогда не поднимался так, как в амарнских гробничных рельефах. В них мы встречаем «сына Ра» уже не как бога, а как человека среди людей. Если мы сочтем, что это бросает вызов всем предшествующим обычаям и традициям, то не ошибемся, если будем искать объяснение в догматах нового культа, в «жизни правдою».

Во всех этих изображениях нас очаровывает нечто иное и довольно необычное: новая манера художественного выражения, которую ввел и поддерживал сам фараон. Вполне можно допустить, что Эхнатон обладал тонкой восприимчивостью к искусству и вскоре после восшествия на престол приблизил к себе и привлек ко двору некоторых очень близких ему по духу художников из числа молодых или менее ценимых мастеров той эпохи. Таким образом, авторитет и возможность для роста и самовыражения расширились до художественного движения, до сих пор вынужденного вести скрытое существование в тени принятых художественных принципов. Подобно тому, как новая религия на самом деле демонстрировала мало фундаментально нового и возникла на долго возделываемой почве, так и искусство амарнских рельефов было напрямую связано со свежими и живыми композициями в фиванских гробницах, характерными для периода, предшествующего времени правления Эхнатона. Им управляли те же основополагающие принципы, и подобно им оно также не освободилось от оков более древних законов, действующих в круглой скульптуре. Тем не менее амарнское искусство пронизывал новый дух, стремление к реализму, истине и индивидуальности. Границы, ранее стеснявшие свободу художественного выражения в изображении животного мира и людей низших слоев, теперь совсем исчезли. С новой религией Амарны на сцене появилось и новое искусство. Вельмож, царских детей, царицу и самого фараона теперь можно было изобразить, полностью освободившись от любых традиций, именно такими, какими художник видел их в жизни. Царя больше не показывали идеализированным нереальным полубогом, как на рельефах периода, предшествовавшего переезду в Амарну. Теперь он появляется перед нами в серии портретных статуй, обнажающих его болезненность, изможденное некрасивое тело, толстые дряблые бедра, длинную шею и гротескные уродливые черты лица. Однако недостаточно было изобразить в такой непривлекательной манере только фараона. Как и следовало ожидать, его фигура стала идеалом для египтян. Поэтому не только царицу, которая могла быть близкой кровной родственницей Эхнатона, и царевен, возможно унаследовавших некоторые черты своего отца, но и других египтян изображали почти так же, как фараона. Соответственно, заметные выдающиеся телесные особенности, которыми наградила его природа, стали преувеличивать еще больше, пока они не превратились в настоящую карикатуру. Следовательно, новому свежему искусству с его вдохновенным откликом на природу, который оно обрело в Амарне, было далеко не полезно при дворе, чьей выдающейся чертой являлась склонность к необычному. Таким образом, молодое амарнское искусство несло в себе зародыш собственного разрушения. Однако следует особо подчеркнуть, что образцы круглой скульптуры, особенно происходящие из мастерской скульптора Тутмеса, относятся к лучшим произведениям, когда-либо созданным в египетском искусстве, а рельефы часто лишены всякой склонности к преувеличению. Многие изображения на стенах и полах амарнских домов, дворцов, гробниц и памятных стел очень близки к вершинам египетского рельефа и живописи.