Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Я не ставлю своей задачей в настоящей работе дать источниковедческий разбор этих групп повестей. Я лишь очень коротко намечу общую последовательность развития текстов, как она мне представляется. Наиболее ранний вариант «Летописной повести» сохранился в составе Ермолинской и Львовской летописей [1867] М. Н. Тихомиров считает наиболее древним рассказ Симеоновской летописи («Повести о Куликовской битве», М.-Л., 1959). . Здесь дано сравнительно краткое изложение похода русского войска в 1380 г. против ордынских полчищ, приведенных на Русь Мамаем. Повесть возникла, вероятно, вскоре после самого события, в ней описанного, возможно, в конце XIV в. и даже (как будет показано ниже) еще при жизни Дмитрия Донского. Тогда же появилась и «Задонщина». Если в Ермолинской и Львовской летописях излагалась в деловом тоне фактическая история подготовки и хода Куликовской битвы, то в «Задонщине» та же тема получила поэтическое преломление.

Более распространенный вариант «Летописной повести» дошел до нас в составе Новгородской четвертой, Софийской первой, Воскресенской, Типографской летописей. Здесь почти нет новых фактов. Расширение раннего текста идет за счет его литературной обработки и придания рассказу определенной политической тенденции. Первоначальная воинская повесть, в основном светского содержания, пронизывается религиозной философией. Ряд вставок, насыщенных богословскими сентенциями, должен убедить читателя в том, что победа на Куликовом поле достигнута благодаря вмешательству небесных сил, которые помогли «христианам» поразить «поганых». Скупое повествование Ермолинской и Львовской летописей о подвигах в 1380 г. русского воинства во главе с великим князем Дмитрием Ивановичем превращается в витиеватый развернутый рассказ, в котором главными действующими лицами, заслоняющими собой воинов, являются князья, «великие» бояре и воеводы. С. К. Шамбинаго относил возникновение «Летописной повести» распространенного типа к концу XIV — началу XV в. [1868] С. К. Шамбинаго , указ. соч., стр. 75, 78. Некоторые наши дополнительные соображения как будто подтверждают правильность этой датировки и дают возможность ее уточнить.

В конце XIV — первой половине XV в. появилось еще одно литературное произведение, связанное с Куликовской битвой, — «Сказание о Мамаевом побоище» [1869] Л. А. Дмитриев относит «Сказание о Мамаевом побоище» к первой четверти XV в. и связывает его возникновение с нашествием на Русь в 1408 г. Едигея; Л. А. Дмитриев , О датировке сказания о Мамаевом побоище (Труды ОДРЛ, т. X, М.-Л., 1954, стр. 185–190); его же , Публицистические идеи «Сказания о Мамаевом побоище» (Труды ОДРЛ, т. XI, М.-Л., 1955, стр. 140–155). См. также анализ «Сказания» о Куликовской битве в книгах М. Н. Тихомирова «Древняя Москва», стр. 998–204 и «Средневековая Москва» стр. 254–266; «Повести о Куликовской битве», стр. 406–409. . С. К. Шамбинаго считал первой его редакцией рассказ, включенный в Никоновскую летопись, второй — текст, известный по двум летописным сборникам XVI в. [1870] С. К. Шамбинаго , указ. соч., стр. 135, 186; А. А. Шахматов , Отзыв о сочинении С. К. Шамбинаго, стр. 85. Между тем, по-видимому, этот последний текст является списком с более раннего самостоятельного памятника (несколько его переделавшим). Рассказ же Никоновской летописи представляет собой произведение, переработавшее материал указанного памятника (или с ним сходного) и распространенной «Летописной повести», с попыткой (не всегда удачной) сочетать противоречивые данные этих двух источников. Характерно, что третья редакция «Сказания» (по схеме С. К. Шамбинаго) близка не только к той, которую этот исследователь называет второй, но и к материалу Никоновской летописи. Можно думать, что в отдельных случаях (но не в делом) Никоновская летопись лучше воспроизводит оригинал «Сказания», чем списки, возводимые С. К. Шамбинаго к его второй редакции, а в действительности близкие к редакции первоначальной.

В «Сказании о Мамаевом побоище» имеются фактические данные, отсутствующие в летописных повестях — и краткой, и пространной. Надо полагать, что автор пользовался какими-то достоверными источниками, по-видимому, официального характера. В целях внесения в свое произведение художественной струи, автор обратился к «Задонщине», заимствуя оттуда литературные образы. В «Сказании о Мамаевом побоище» выдвинута (в соответствии с «Задонщиной») в качестве героя Куликовской битвы личность двоюродного брата Дмитрия Донского — серпуховско-боровского князя Владимира Андреевича, в то время как в летописной повести ему отводилась второстепенная роль в событиях 1380 г. Из церковных деятелей участниками подготовки похода против Мамая выводятся митрополит Киприан и игумен Троице-Сергиева монастыря Сергий Радонежский. В «Сказании» достаточно сильны религиозные мотивы. Но вставки из «Задонщины», удачно вкрапленные в изложение, придают ему характер бодрой, проникнутой оптимизмом, воинской повести.