Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Переход новиков в старожильцы в процессе распашки новых земельных площадей, возведения новых жилых дворов, устройства сел и деревень означал также процесс их закрепощения, ибо земля, хозяйственно культивируемая крестьянином при помощи топора, сохи, косы, не была его собственностью и труд на ней являлся источником дохода для феодала. Такова связь старожильства с развитием производительных сил и производственных отношений.

В связи с этим можно сделать одно не безынтересное предположение о происхождении имеющейся в ряде грамот формулы «куды топор, и плуг, и соха, и коса ходила», определяющей границы земельных владений. Являясь первоначально, в период существования территориальной общины, выражением представления о том, что граница земельного владения определяется сферой реально возможного приложения труда земледельца, с развитием феодальных отношений эта формула приобрела иной смысл. Пользуясь ею, феодал имел возможность, увеличивая количество феодально-зависимого от него населения, присваивать большее количество земли. Таким образом, указанная формула в актах XIV–XV вв. противоречива. Для крестьян она означает связь между правом пользования землей и трудовым производственным процессом, для феодалов — связь между собственностью на землю и присвоением прибавочного труда обрабатывающих ее крестьян.

Эта противоречивость нашла отражение и в некоторых актах. В 1504 г. возникло судное дело о пожнях на р. Костроме, которые монастырь оспаривал у некоего Ивана Сухоны. Иван Сухона в подтверждение своих прав на эти пожни сослался на то, что он купил их у крестьянина Микулы Яковлева сына Крутикова, и представил в суд правую грамоту. Допрошенный Микула на вопрос судьи: «Почему те пожни твои, что ты их продал?» — ответил: «Те, господине, пожни наши, а розчисть, господине, деда моего… и отца моего… и мои». Таким образом, Микула выразил крестьянскую точку зрения: земля моя, потому что я ее сделал жилой, расчистил от леса. Что касается суда, то он вынес решение, отражая точку зрения феодалов. Он признал продажу земли незаконной, потому что Иван Сухона «купил те пожни у троецкого ж хресьянина у Микулки у Яковлева сына манастырские пожни» [706] АСЭИ, т. I, стр. 573, 575, № 651. . Другими словами, логика суда, как органа класса феодалов, такова: земля монастырская, потому что ее сделал жилой, расчистил из-под леса, монастырский крестьянин.

Термин «старожильцы» выделился в процессе развития феодальной собственности на землю и закрепощения крестьян в то время, когда основную массу феодально-зависимого населения уже составляли крестьяне, экономически крепко связанные с землей, полученной от феодалов, и трудом в своем хозяйстве и хозяйстве землевладельца обеспечивавшие ему получение прибавочного продукта. В число крестьян-старожильцев постепенно вливались и сливались с ними «люди», призванные из других княжений, «окупленные», холопы. В ряде княжеских жалованных грамот начала XVI в. уже нет этого различия старожильцев, пришлых, «окупленных людей», говорится просто о «христианах» [707] АФЗХ, ч. 1, стр. 87, № 88; стр. 75, № 70; стр. 105, № 113; стр. 123, № 134; стр. 132, № 150; стр. 199, № 224 и др. . Это характеризует общую линию исторического развития в направлении слияния отдельных категорий сельского населения в единую крепостную массу.

В исторической литературе господствует точка зрения, принадлежащая Б. Д. Грекову, о преобладании в XIV–XV вв. в феодальном хозяйстве Руси ренты продуктами над другими формами эксплуатации крестьян. Лишь в недавнее время эта точка зрения была подвергнута пересмотру в трудах А. П. Пьянкова [708] А. П. Пьянков , Формы феодальной ренты в Северо-Восточной Руси в XIV–XV веках, стр. 3–30. и А. Д. Горского [709] А. Д. Горский , Экономическое положение крестьян Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. , Оба автора на основе рассмотрения большого документального материала весьма убедительно доказывают наличие в указанный период в ряде русских вотчин в системе крестьянских повинностей барщины и в связи с этим приходят к аргументированному выводу о том, что для XIV–XV вв. можно говорить о сосуществовании на Руси двух форм ренты: отработочной и продуктовой.

Я вполне согласен с таким положением, но думаю, что допустимо (хотя бы и гипотетически) высказать некоторые, более далеко идущие предположения. Имеются основания говорить о росте крепостничества в связи с развитием барщинного хозяйства как об одной: из предпосылок образования Русского централизованного государства, а не только как о последствии этого явления. Можно говорить о наличии в пределах отдельных имений как барщинных, так и оброчных селений, причем распределение оброка и барщины по географическим районам, а в пределах тех или иных районов — по селениям отражает в известной мере картину распространения вширь и вглубь феодальных отношений в связи с развитием производительных сил в сельском хозяйстве.