Тимур Дмитричев - В поисках Индии. Великие географические открытия с древности до начала XVI века

Но сейчас, оказавшись перед пока неведомыми голыми скалами и испытывая переполнявшую их радость просто от встречи с долгожданной землей, они должны были действовать с большой осторожностью, чтобы не допустить превращения этой огромной радости в трагедию крушения на этих многообещающих, а в то утро подветренных и потому опасных для кораблей берегах. Адмирал отдает распоряжение опустить паруса, кроме паруса на главной мачте, и оставаться в бдительном дрейфе до наступления рассвета. Когда поднялась заря, не ложившиеся в эту ночь спать команды снова подняли все паруса и, переживая несказанное волнение перед предстоявшей высадкой на землю, которую они ждали в течение долгих 40 дней, стали приближаться к открывавшему постепенно свои очертания острову. Они вскоре увидели, что на их пути возникла целая цепочка рифов, и в поисках прохода они обогнули их с южной стороны и обнаружили его на западном берегу около полудня. Приближаясь к берегу, они тут же увидели на нем целую толпу голых мужчин, женщин и детей, которые с чувствами невероятного удивления и страха следили за парящими по воде и приближающимися к ним белокрылыми чудовищами. Каравеллы гладко прошли в мелкую бухту острова и бросили якоря. Теперь наступил еще один очередной исторический момент этой великой эпопеи — первой высадки европейцев на вновь открытую землю.

Как только с каравелл стали спускать лодки для высадки на берег, все толпившиеся на нем местные жители мгновенно в великом страхе исчезли в подступавшем к морю густом и очень зеленом большом лесу. Процедура высадки и вся береговая церемония вступления на вновь открытую землю была заранее разработана и зафиксирована в специальном протоколе. Сам Адмирал вместе с Мартином Алонсо и Висенте Янесом Пинсоном отправился на берег на охраняемой большой лодке. Над Колумбом развевался королевский стяг, а у каждого из братьев Пинсонов было по одному знамени Зеленого Креста — флагу экспедиции, который находился на всех каравеллах. На одной стороне такого креста была изображена буква «F» (для Фердинанда), а на другой «Y» (для Изабеллы) вместе с подвешенными над ними коронами, соответствующими их личным королевствам. Выйдя из лодки на ослепительно яркий песок из белого коралла, Адмирал пригласил двух других капитанов, секретаря всей флотилии Родриго де Эскобедо, королевского контролера Родриго Санчеса и всех других, кто высадился с ним на берег, быть свидетелями и очевидцами того, как он в их присутствии вступает во владение островом от имени его суверенов короля и королевы.

Затем Колумб зачитал предусмотренное для таких случаев торжественное заявление, после чего, опустившись на колени, он произнес благодарственную молитву Всевышнему за безмерную милость по приведению его к этой земле, обнял ее со слезами несказуемой радости и после этого, взволнованный и растроганный состоявшимся невероятным и во истину выстраданным им достижением, поднялся на ноги. Обращаясь к собравшимся около него спутникам, он торжественно дал вновь открытому острову звонкое богоугодное имя — Сан-Сальвадор, то есть Святой Спаситель. Как они вскоре узнали, сами жители острова называли его собственным экзотичным именем Гуанарани. Будучи совершенно уверен, что он достиг окраинной земли Индии, Колумб соответственно назвал его обитателей «indios». Именно под этим именем в их специфических вариантах они впоследствии вошли во все европейские языки, а само имя стало общим названием для обитателей всего американского континента

Между тем переименованные в индейцев тайно—жители этого острова — с большим опасением, тревогой и любопытством наблюдали за происходившей на их родном берегу совершенно непонятной для них церемонией из ближайших лесных зарослей. Не обнаружив каких-либо враждебных проявлений со стороны белых пришельцев, облаченных в странные одежды, индейцы-таино стали осторожно и робко выходить из своего лесного укрытия, а затем, поборов страх в пользу любопытства, высыпали на берег и вступили с ними в общение. Как оказалось, профессиональные услуги привезенного из Испании переводчика Луиса Торреса с его арабским и ивритом были совершенно неприменимы: обитатели острова говорили на одном из диалектов распространенного на Карибских островах языка из группы аравак, и поэтому всякое общение с ними могло тогда происходить только на всеобщем языке жестов. Как для европейцев, так и для индейцев с этого эпохального момента началась новая эра жизни.