Александр Павлович был кавалером весьма многих российских и иностранных орденов и иных знаков отличия. Из них он обычно носил весьма немногие; кроме описанного выше орденского знака, он обычно носил в колодке: Военный орден Святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени; серебряную медаль 1812 г. на Андреевской ленте; австрийский орден Марии-Терезии; русский Железный крест; прусскую медаль 1813–1814 гг.
По неудачному переводу на русский язык Шильдера — «сущий обольститель».
Александр Павлович походил на мать, тогда как Константин Павлович — на отца.
Впервые статья напечатана в издании «Отечественная война и русское общество». Автор предполагал дать характеристику всех наиболее видных полководцев 1812 г. Задача осталась, однако, невыполненной. Помещаемый очерк посвящен взаимным отношениям Барклая и Багратиона, иллюстрирующим характерные черты эпохи.
См. также письма А.Б. Куракина к императрице Марии Феодоровне.
Историк Отечественной войны А. Попов, сопоставляя донесения Ростопчина с сообщением английского генерала Вильсона императору Александру, также от 15 сентября, где говорится, что армия «изобилует хлебом, мясом, водкою» и что ее состояние прекрасно, приписывает характеристику, сделанную Ростопчиным, его личному раздражению. В это время Ростопчин, негодуя на Кутузова, всеми средствами старался очернить фельдмаршала, отмечая его нераспорядительность («он спит, ест, ничего не делает и столь равнодушно взирает на бедственное положение армии, что нимало не принимает мер для перемен оного»). Однако указание Попова лишь отчасти справедливо: оно показывает, что Ростопчин, попав в «оппозицию», не считал уже нужным прикрашивать действительность, как он это делал, когда был у власти. Показания Ростопчина совпадают с указаниями многих современников. Напр., 12 сентября Виллие указывает Аракчееву, что причина умножения больных в армии «недостаток хорошей пищи и теплой одежды» (злосчастные «летние панталоны»). То же говорит и переписка Александра I с Кутузовым по поводу дезертирства и т. д.
«Войска, кои делают грабеж, не могут быть храбры», — говорится, напр., в приказе Барклая 22 июня.
Приказ 22 августа предписывает без пощады наказывать мародеров; 3 сентября предписывается расстреливать на месте всякого мародера, оказывающего сопротивление.
Поводом послужили слова, сказанные будто бы Кутузовым Вильсону после сражения при Малоярославце: «Я нисколько не полагаю, чтобы совершенное истребление Наполеона и его войск было таким благодеянием для вселенной. Наследство его достанется не России…»
Чичагов вообще был большой поклонник революционной Франции (воспоминания Эделинг).
Возможность плана отступления была подсказана Александру I Бернадотом. Тот же план отстаивал ген. Пфуль.
По плану Пфуля.
Вот еще несколько черт для характеристики Багратиона, сообщаемых Ермоловым: «Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности. Не всегда предприимчив, приступая к делу, решителен в продолжение его. Неутомим в трудах. Блюдет спокойствие подчиненных; в нужде требует полного употребления сил. Отличает достоинство, награждает соответственно. Нередко, однако же, преимущества на стороне тех, у кого сильные связи, могущественное у двора покровительство. Утонченной ловкости перед государем, увлекательно лестного обращения с приближенными к нему. Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния»… Подчиненный, «почитая за счастье служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою».
«Националисты» 1812 г. усердно распространяли такое мнение в общественных кругах. Любопытно привести отзыв по этому поводу современника, небезызвестного Греча: «Отказаться от участия иностранцев было то же, что по внушению патриотизма не давать больному хины, потому что она растет не в России»… «Да и чем лифляндец Барклай менее русский, нежели грузин Багратион. Скажут: этот православный, но дело идет на войне не о происхождении Св. Духа».
Записки Ростопчина могут служить еще раз примером того, как впоследствии современники вольно или невольно изменили свои взгляды на людей и события. В «Записках» Ростопчин очень тепло отозвался о Барклае, признавал за ним все хорошие качества полководца и отдавал ему несомненное предпочтение перед Багратионом. «Барклай — пишет Ростопчин, — был человек честный, благоразумный, методический… У него не было других забот, как сохранить армию… Он отличался необыкновенной храбростью и часто удивлял своим хладнокровием… Багратион, обладая многими дарованиями для того, чтобы быть хорошим генералом, был слишком необразован для того, чтобы быть главнокомандующим. Он очень хвастался тем, что был ученик и любимец Суворова. Он хотел непременно драться… и если бы он начальствовал войсками… может быть, погубил их»… А между тем в начале кампании 1812 г. Ростопчин совсем по-другому относился к деятельности Барклая; лучшим свидетельством является его письмо Александру 23 июля: «Москва и войска в отчаянии от бездействия и слабости военного министра, который совершенно подчинился Вольцогену. В главной квартире спят до десяти часов утра».
Читать дальше