Иоэль Вейнберг: Человек в культуре древнего Ближнего Востока

Итак, предметом нашего рассмотрения будет общеисторический тип культуры, который в III–I тысячелетиях до н. э. существовал на Ближнем Востоке, или древневосточная культура и человек как ее творец и компонент.

Историк, как любой человек, принадлежит своему времени и своему обществу, от воздействия которых он не может (да и не должен) освободиться. В этом причина произвольной или непроизвольной модернизации прошлого, проявляющейся не только тогда, когда историк рассуждает о «буржуазии» и «пролетариате» в древнем Риме, но и тогда, когда принимает за атеизм сомнения древних египтян в некоторых деталях учения о загробной жизни или видит отголоски восстания бедноты в строках древневавилонской поэмы о боге чумы Эрре [2] Объяснение имен и названий см. в «Указателе древних имен и названий» в конце книги. :

Подобной модернизации, разумеется, можно избежать, современный человек вполне способен понять, чем отличаются его представления от представлений людей другой эпохи. Но достигнуть этого можно, измеряя культуру прошлого соответствующей ей меркой, путем выявления лежащих в ее основе и пронизывающих все ее творения «универсальных категорий», таких, как природа, человек, время, пространство, судьба и пр. Эти категории в своей совокупности образуют «„модель мира“ — ту „сетку координат“, при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании, причем данная модель мира, ее универсальные категории общие для всего данного общества, невзирая на разность интересов и воззрений составляющих его индивидов и социальных групп» [32, с. 15–16]. Но как выявить эти универсальные категории?

Однозначный ответ на данный вопрос едва ли возможен, но на нынешнем уровне научной мысли весьма эффективным и надежным представляется такой подход к древневосточной культуре, который предполагает восприятие ее как системы, где все компоненты образуют органичное целое. Следовательно, для изучения подобной системы необходимо привлечение и освоение по возможности более широкого круга разнообразных источников. Любой источник, т. е. сохранившиеся и дошедшие до нас следы древневосточной культуры, безразлично, идет ли речь о письменных сообщениях или скульптурах, о зданиях или одежде, домашней утвари и пр., представляет собой «текст» — сообщение, выраженное средствами какой-либо знаковой системы [72, с. 11 и сл.]. Всякий текст содержит информацию, сообщение, направленное определенному адресату. Последний понимает этот текст, принимает информацию, которую тот несет, поскольку владеет «языком» текста, т. е. знает те средства информационного общения, те знаковые системы, которыми пользовались члены данной культурной общности. Смысл древневосточных текстов был ясен людям того времени, владевшим «языком» или «языками» этих текстов, но понятны ли они нам, пользующимся иными «языками»? Все зависит от степени расшифрованности данного «языка», данного текста, которые различаются по характеру содержащейся в них информации, по формам и средствам ее фиксации и передачи, а также и по составу информаторов и адресатов.

Количественно очень обширную и разнообразную группу древневосточных текстов составляют так называемые вещественные памятники — города и селения, жилища и святилища, дороги и межи, орудия и пр., которые помимо своего прямого функционального назначения (например, предназначение дома служить жилищем человека) воплощают также различное отношение человека к природе (дом и вселенная), к обществу (дом и семья) и иные. Особую и очень важную для понимания и изучения культуры древнего Ближнего Востока подгруппу вещественных текстов составляют памятники архитектуры и изобразительного искусства. При обращении к ним следует учитывать синкретический характер древнего искусства, еще не выделившегося в самостоятельную сферу человеческой деятельности. Поэтому памятники архитектуры и изобразительного искусства еще не обладают полностью самостоятельным содержанием, а в основном выражают (правда, своими средствами, на своем «языке») эмоциональное воздействие религии, государства и т. д.

Важнейшим источником для изучения культуры древнего Ближнего Востока служит естественный язык человека, содержащий самую богатую и наиболее ценную информацию, ибо язык регистрирует любые изменения во всех сферах человеческой жизни и деятельности, создавая новые слова для новых явлений, одновременно «забывая» обозначения исчезнувших явлений и придавая старым словам новые значения, причем «свидетельства его [языка] достоверны, потому что бессознательны» [46, с. 18].