Ирина Роднина - Негладкий лед

Да, я боялась его. Он всегда был недовольный. Но я точно знала: если он требователен к нам, то к себе -- втрое. И коль велел он мне явиться на тренировку за сорок пять минут до начала. я готова была за два часа выбегать из дома и скакать по всем эскалаторам метро, потому что знала, что он обязательно придет раньше меня. Знала, что если с меня будет пот лить. то с него -- еще больше.

Тогда (я говорю о шестьдесят шестом и шестьдесят седьмом годах) в Жуке чувствовался колоссальный запас энергии, жажда творить, переизбыток творческих возможностей. Это ощущалось сразу. Ему всегда не хватало трех часов тренировки, восьми часов не хватало, он с первой секунды начинал торопиться и торопить нас. Ему все казалось мало, все плохо -- хуже, чем он хотел от нас и от себя.

Он бегал по льду сам, прыгал сам, играл в баскетбол, в хоккей.

Бывало, только он что-то придумает и мы это выучим, как ему уже кажется, что это не то, что можно интереснее. Любая решенная задача для него тотчас падала в цене.

На каждую тренировку он шел заранее недовольный, шел с выговором. Он нам полтора года твердил, что намерен спрашивать с нас как со взрослых, сознательных спортсменов, а работа по принципу "шаляй-валяй" его совершенно не устраивает. Я жила в страхе, что вот-вот он от нас откажется.

Когда мы тренировались рядом с Таней Жук и Гореликом -- а они были замечательные спортсмены,-- я видела иногда, что мы работаем больше и лучше, но Станислав Алексеевич постоянно твердил, что плохо, что так работать нельзя.

В конце первого нашего сезона он попросил нас откровенно признаться, что нам понравилось и не понравилось в работе. Мне понравилось все, Леша же сказал, что, с его точки зрения, работать надо в классическом стиле, как Белоусова и Протопопов, а мы чего-то все носимся и скачем, и линии у нас некрасивые.

Но Жук ему тогда так ответил:

-- Дорогой, чем же ты собираешься выигрывать у Протопопова? Ведь в том, что он умеет, ты хуже его.

V

Жук нам постоянно твердил: у Протопопова за этот месяц столько-то часов льда, столько-то часов общей физической подготовки, а у вас всего на двадцать часов больше...

Он очень редко говорил нам, к чему готовит, какова его главная цель. Пожалуй, совсем не говорил, что цель -- лидерство в мировом парном катании.

Но это было главным для него, это сидело в нем, как гвоздь: его пара должна обогнать Белоусову и Протопопова, должна утвердить свой стиль, его стиль. А мне поначалу разговор о возможности победить Белоусову и Протопопова вообще казался странным. Пределом моих желаний было выполнить норму мастера спорта. И когда в 1968 году на первенстве страны мы с Лешей стали третьими, а Белоусова и Протопопов первыми, и я стояла рядом с ними -- ниже, но рядом,-- я была почти в шоковом состоянии.

Я была девчонка, впервые стартовала среди взрослых, среди пятнадцати пар мы оказались третьей, а когда я выходила на лед, то и не знала даже, не думала, на какое место рассчитывать. Сильнейшие представлялись мне окруженными ореолом.

Пожалуй, с этого момента мне начало открываться, для чего я живу и тренируюсь.

Но только начало, только щелочка какая-то приоткрылась в сознании, и к первому для меня чемпионату Европы -- в Вестеросе -- я была совсем не готова морально. Мне чудилось, что все, кто там выступает, какие-то избранные. Раньше, по телевизору, я видела, как они все здорово катаются,--я так не умела. А на первой тренировке у меня буквально раскрылись глаза, и я заметила уйму ошибок у тех, кого считала недосягаемыми.

Как ни странно, это меня не успокоило, а, наоборот, выбило из колеи. Дело в том, что я не знала своей цели, своей реальной задачи здесь,-просто так, приехала себе на соревнования, и все.

После короткой программы мы оказались третьими, и меня еще больший страх охватил. Да вдобавок мне тут же начали объяснять, какая на нас лежит колоссальная ответственность, как смотрит на нас вся наша огромная страна. Я представила по карте страну -- действительно огромную, самую большую в мире...

Одним словом, в моей жизни было мало минут... кроме той, наверное, совсем не было... когда бы я не знала, вообще не понимала, зачем я тут нахожусь. Ничего не соображала. Полная прострация. Глаза, а в них ужас.

Произвольную программу мы откатали плохо и съехали на пятое место. Станислав Алексеевич сказал:

-- Ну, спасибо, Иришенька, с днем рождения ты меня поздравила.

А я и не знала, что тот день был его днем рождения, и это для меня оказалось самым тяжким и болезненным упреком.