- Ну, жидам-то я не больно доверяю, - поморщился Хмельницкий. - С жидом мы подождем, а попа твоего давай: если он двоих, троих доставит, и то хорошо.
- Какое троих, за ним весь приход пойдет: человек он надежный...
- Ну, ладно об этом завтра переговорим, - прервал его Богдан. - А вы никак знакомы? - обратился он к Довгуну.
- В Сечи кто не знаком, - ответил тот. - Я к тебе, Богдан Михайлович, опять с тою же просьбою, - с поклоном продолжал он, - прими меня к себе на службу.
- Ладно, ладно! - отвечал Богдан. - Вот погости у меня несколько дней, там и увидим. Сегодня, брат Иваш, у меня хороший твой знакомый в гостях будет, - прибавил он с усмешкой.
- Кто такой? - спросил Довгун.
- Да вот, кто тебя на сук-то вздернул, пан подстароста Чигиринский.
Иван даже побледнел и глаза его загорелись.
- Эй, батько, если-б не у тебя в доме, я бы ему уж задал пир! Ну, да он еще от меня не уйдет, когда-нибудь мы с ним посчитаемся.
В эту минуту в комнату Богдана вошел среднего роста, коренастый молодой человек с красивым отважным лицом, с блестящими черными глазами и с густыми черными усами, оттенявшими красиво очерченный рот. Черты лица его напоминали Богдана, но выражение было совсем иное, открытое, прямодушное, гордое, с некоторым сознанием своего достоинства и силы. На нем был надет нарядный шелковый кафтан темно-малинового цвета, но не такой длинный, как у отца, а щеголеватый, короткий, в обтяжку. Поверх кафтана красовался кунтуш с откидными рукавами из синего бархата. Кушак с золотым шитьем и дорогими каменьями так и переливал всеми цветами радуги. Темные суконные шаровары исчезали в красивых сапогах с железными скобками вместо каблуков. В руках он держал круглую барашковую шапку - кучму.
- А вот и мой Тимош, - отрекомендовал его Богдан, - прошу любить и жаловать.
Казаки обменялись поклонами и пожали друг другу руки.
- А что, брат? - обратился Богдан к сыну. - Узнал что-нибудь на селе?
- Узнал, батюшка, - нетерпеливо проговорил Тимош, кладя шапку на стол. - Дмитрий Степняк ездил недавно под самые Дикие поля, к Черному лесу, так говорит, что ему гуртовщики встретились, от татар бежали... Много их, говорят, целый загон, человек четыреста.
- Да и я вчера слышал, - подтвердил Брыкалок, - что идут они степью.
- Ну, теперь-то их найти не трудно, - заметил Богдан, - делиться не будут, не то, что в траве, где и следа их не видно.
На дворе в это время послышалось ржанье и топот коней.
- А вот и гости приехали, - прибавил он, вставая. - Пойдемте встречать!
Паны мало-помалу стали собираться. Их приглашали не прямо в столовую, а в смежную комнату с широкими дубовыми лавками; там в громадном очаге ярко горели и трещали дрова. Стены были увешаны оружием и звериными шкурами. На полках стояло множество драгоценных вещей: сосудов и ваз греческих, красивых безделушек французской работы, турецких золотых вещиц, русских чаш и кубков и несколько изящных статуэток итальянской работы; на стенах висели две, три картины.
Все чинно рассаживались по лавкам, хлопы подавали трубки, гости курили в ожидании пира.
Пана Барабаша ждали долго, думали, что он совсем не приедет, но наконец и он явился, вполне довольный и счастливый, и по дружбе передал куму Богдану и пану Кречовскому, что он утек от своей пани, так как она ни за что не хотела отпустить его добровольно.
- И молодец, кум! - похвалил Богдан. - Семь бед - один ответ, а мы пока попируем.
Чаплинского ждали еще дольше и, решив, что ого не будет, отправились к столу.
В столовой у дверей гостей ожидали двое слуг с тазом и рукомойником и двое других с ручником. Каждый мыл руки, утирал ручником, а затем Богдан при помощи Тимоша усаживал их по чину и достоинству. Кроме панов полковников тут было несколько лиц из войскового начальства, прежние сослуживцы Богдана, когда он занимал должность войскового писаря; было и несколько зажиточных казаков из соседних хуторов и несколько удалых шляхтичей.
Марина и хозяйские дочери не садились, а угощали панов. За каждым из столов суетилось несколько хлопов, а за стульями панов стояли их собственные слуги. В продолжение еды гостей обносили только пивом в высоких цилиндрических стаканах с опущенными в него хлебными гренками, поджаренными в масле.
Все уселись, музыканты заиграли какую-то песню, как вдруг отворилась дверь, и на пороге показалась надутая фигура Чаплинского. Это был человек лет сорока, невысокий, круглолицый, с вытаращенными лягушечьими глазами, с непомерно широкими плечами и сердитым угрюмым выражением на лице. Длинный форменный кафтан как-то не шел к его невысокой подвижной фигуре. Сабля болталась по ногам, и это, видимо, стесняло его, тем более, что он сильно прихрамывал.
Читать дальше