О Рогова: Богдан Хмельницкий

- Мама пусти меня на вечерницу, - упрашивала девушка, - умильно посматривая на мамку. - Ну, право, я долго не засижусь!

- В уме ли ты? - испуганно уговаривала ее старуха. - Ты слышала, что пан подстароста приехал домой гневен. Ну, вдруг спросит тебя? Ведь, он меня в живых не оставит.

- Зачем ему обо мне спрашивать? Я тихонько уйду, никто не увидит.

- И что тебе дались эти вечерницы? - ворчала мамка. - Панское ли это дело с сельскими дивчатами песни распевать?

- Весело, мамуля, страх как весело! - притоптывая цветными черевичками, сказала Катря.

От одного воспоминания у нее у нее уже глаза разгорелись.

Мамка с любовью на нее посмотрела.

- Ну, уж иди, что с тобою делать, - согласилась она. - Я огонь потушу, а если спросит, скажу: голова разболелась, спать легла.

Девушка бросилась старухе на шею.

- Ах, мамуся! Ты моя кралечка, торбочка, бубличек, колобочек! кричала она, целуя старуху.

Мамка отмахивалась от нее обеими руками.

- Да ну уж, полно! Иди, что ли!

Девушка живо собралась. Надела тонкую рубаху с расшивным воротом и рукавами, обмотала ярко-синюю шелковую плахту, подвязала ее красивым кушаком с вышитыми концами, обвила косы вокруг головы, а поверх их положила алую ленту. Взяла она было атласный жупан, обшитый дорогим мехом, но сейчас же отложила его в сторону и обратилась к мамке:

- Дай мне, мамуся, твою свиту и шапку; боюсь, чтобы кто не узнал.

- Черевики-то промочишь, смотри, снег какой, - говорила мамка, подавая свиту.

- И то правда, дай лучше чоботы.

В один миг Катря переменила свои красные черевики с серебряными подковами на черные чоботы и побежала из дому в одну из ближайших хат, кутаясь в длинную свиту и подбирая на ходу рукава. Катря знала, что Довгун должен был приехать из Сечи; не раз она уже видела его прежде на вечерницах и теперь рассчитывала, что, может быть, он догадается зайти на село.

В хате было и дымно, и душно от множества горевших лучин, но зато неудержимое веселье так и разливалось, так и шумело, словно весенний поток. Множество девушек сидело рядышком на лавках около стены хаты. Перед каждою стоял поставец с лучиною и прялка: все они прилежно пряли, перекидываясь остротами и шутками с паробками. В углу сидел старый бандурист с длинными седыми усами, в высокой бараньей шапке, в длинной суконной свите и лычаных лаптях. Он рассеянно перебирал струны и молча посматривал на девушек из-под нахлобученной шапки. Посреди комнаты в толпе паробков стоял высокий, худой крестьянин. Катря его в первый раз видела. Она поспешно оглядела всю избу: Ивашка не было. Девушки обрадовались ее приходу, многие повскакали с мест, усаживая ее, и все голосили:

- Панночка, панночка пришла!

В эту минута хозяйка, высокая, плотная женщина с дородным, но еще красивым лицом, принесла целую груду пряников в большой деревянной чашке и поставила ее на стол. Девушки принялись за лакомство. Катря подошла к столу и взяла для приличия один пряник. Старый бандурист ударил по струнам и хриплым дребезжащим старческим голосом запел какую-то песню. На него мало кто обращал внимание и в углу, где он сидел, не горела лучина.

- Панночка, а панночка, ясные оченьки! - проговорил он тихим хриплым голосом, - подойди поближе, не бойся старика, я тебе поворожу.

Катря засмеялась и подошла.

Старик говорил вполголоса и никто из девушек не слыхал его слов. Он грянул по струнам и из-за звуков бандуры Катря услыхала голос Ивашка:

- Или не узнала меня, сердце мое?

Девушка с испуга чуть не вскрикнула, но в ту же минуту зажала рот рукой. Она взглянула в глаза бандуристу и тихо засмеялась.

- Экий ты шальной, Ивашко, напугал меня до смерти, я думала оборотень. Как тебе в голову пришло так нарядиться?

- Это мне моя панночка в прошлый раз приказала, - усмехнулся Ивашко.

- А я-ж тебе не приказывала! - удивилась Катря.

- Не ходи, говорила часто, не садись близко. Узнает опекун, обоих нас со свету сживет. Ну, вот я и умудрился.

В это время к ним подошли девушки и Катря от души пожелала им провалиться. Но делать было нечего; девушки увели ее с собою петь песни и прясть лен.

Старик-бандурист через некоторое время незаметно исчез из избы. Когда его хватились, чтобы сыграть плясовую, его уже не было.

- Ишь ты, старый дид, - ворчали паробки, - утек.

Катря стала собираться домой.

- Куда так рано, панночка? - уговаривали ее девушки. - Подожди, сейчас плясать будем. Вон длинный хлоп обещается достать бандуру у соседа.

Брыкалок, действительно, боясь, чтобы не стали разыскивать Ивашка, обещал скорехонько добыть инструмент и скрылся за дверью.