Борис Вилькицкий - Борис Вилькицкий

Население Архангельска меня хорошо знало и помнило. Знакомые и незнакомые останавливали меня на улице, кто просто, чтобы пожать руку, а кто, — чтобы посоветовать быть осторожнее и опасаться западни.

Как-то вечером сидел я в единственном ресторане с музыкой с двумя английскими капитанами своей экспедиции. За соседним столиком сидели человек восемь, по-советски, довольно невзрачно одетых. Один из них вдруг подошел ко мне, шаркнул по-военному ногой и сказал: «Ваше Превосходительство, разрешите сказать Вам несколько слов!» Я встал и ответил ему: «Меня зовут Борис Андреевич. Кто Вы такой и чем я могу быть Вам полезен?» Он тогда сказал: «Я капитан Чаплинского полка Орлов. Мы все очень хотим Вас приветствовать как первую ласточку новой эпохи, заказали отдельный кабинет, послали искать хорошего вина и когда все будет готово, просим Вас пожаловать». Я расспросил его, кто остальные в его компании, узнал, что это бывшие молодые офицеры и чиновники, и сказал, что в отдельный кабинет не пойду, а за стол к ним с удовольствием подсяду.

В непринужденной беседе они расспрашивали меня, как устроился и живет за границей Г. Е. Чаплин, не бедствует ли, не нужно ли послать ему денег, рассказали, что сами пережили в первые дни, как их никуда не принимали на службу и как теперь, с НЭПом, все пристроились и живут прилично.

В этот поход из Лондона в Сибирь ходил пассажиром старший лейтенант Гвардейского экипажа А. А. Абаза [52]. Последние годы войны он провел в Лондоне офицером связи при английском адмиралтействе от русского Морского Генерального штаба. Он предпринял это путешествие по поручению группы английский промышленников для разведки экономических возможностей. Советским морским агентом в Лондоне состоял в то время адмирал Е. А. Беренс [53], брат адмирала М. А. Беренса [54], командовавшего русской эскадрой при эвакуации из Крыма армии генерала Врангеля. Через Беренса (морского агента, которого мы оба хорошо знали) Абаза получил разрешение идти с моей экспедицией, подняться с речной экспедицией до центров Сибири, свободно проехать дальше по Советской России, получив обещание, что его выпустят обратно за границу. Он проделал весь намеченный путь, побывал в Москве, вел кое-какие переговоры и благополучно вернулся в Лондон. Он всюду разъезжал свободно и только в Москве, в ГПУ или комиссариате иностранных дел, не помню точно, его предупредили, что знают, что в России живет его мать и не советовали с ней видеться, иначе за ней придется установить слежку.

В результате моего похода в Сибирь и обратно у меня тогда окрепла вера в скорое возрождение России, в то, что лихолетие будет изжито, и исчезли последние сомнения в пристрастии сведений, полученных раньше через кооператоров. Я видел своими глазами всю ту разруху, которую советская власть устроила за первые три года, и те героические усилия, которые честные русские люди делали, чтобы снова поднять жизнь в стране вопреки большевикам, видел также возрастающий престиж этих людей, уважение и поддержку, коими они пользовались и среди населения, и среди подчиненных. Вместе с тем у меня сложилось впечатление, что эмансипация населения от большевиков зашла дальше в Сибири, чем, например, в Архангельске, и это подтвердило мои надежда в ожидании спасения России из Сибири. Абаза после своего путешествия вынес подобные же впечатления.

Так закончился в 1923 году мой второй этап службы под большевиками.

В Лондоне я поделился своими наблюдениями с друзьями-кооператорами. Они были очень рады благополучному завершению очень трудной, с морской точки зрения, экспедиции и были уверены, что дальнейшее дело эксплуатации Северного морского пути останется за ними.

В Лондоне я приступил к составлению подробного отчета об экспедиции.

К. И. Морозова, главного директора прежнего «Закупсбыта», в Англии в этом году не было. Он ездил в Америку, в Китай и другие страны совещаться с прочими представителями «Закупсбыта» о дальнейшей линии поведения относительно советской власти. По возвращении его в Лондон выяснилось, что и для них этот год оказался поворотным. Они решили, что наступило время вернуть заграничный актив в распоряжение кооперативов, продолжающих работу внутри страны, и также поверили в эволюцию.

Лондонский «Центросоюз», во главе которого остался П. М. Линицкий, вел оживленную переписку с Сибирью и начал подготовлять к навигации 1924 года новую экспедицию в большом масштабе экспорта и импорта, рассчитывая, что дело останется в руках кооперативных организаций.