В Розанов - Перед Сахарной

Молодежь - в руках Изгоевых. Ну и пусть они носят ее на руках, а она носит их на руках. Эти муравьи, таскающие пустые соломинки, нисколько не интересны.

* * *

В самом деле, писатель не должен смотреть на то, что написал много страниц; даже не должен утешаться тем, что произвел своими писаниями или своею личностью много волнения в печатном же мире,- и, наконец, даже в самой жизни, в политике или культуре. А - "что, в конце концов, из этого вышло" или "что, в конце концов, он сотворил и оставил". Это совсем иное, нежели "хорошо написанные страницы", и даже "очень хорошо написанные" и "очень много". До конца жизни писатель этим вопросом не задается. "Шуми ветер, неси - листы: а ты, писатель, как Древо же Жизни, роди новые и новые листы". Это упоительное представление молодости сменяется другим: "А где добродетель?" - т. е. в чем итог написанного? Иногда его нет после всего шума. Вот что хотел Страхов сказать мне надписью на портрете подаренном ("боюсь, что при всей талантливости из вас ничего не выйдет"). И я не умею о этой "добродетели" сказать ни "да", ни "нет". Скажу только доброму учителю в могилу: "Старался, Ник. Ник.,- и паче всего старался за идеализм в философии и за доблестную в Россию веру".

(в вечер отправки портрета Страхова в фототипию Прокудина-Горского).

* * *

Пустынная земля есть голодная земля. И земледелец, насаждая сады, засевая поле,- насыщает ее голод.

За это, что он ее насыщает, земля выкидывает ему "сам 24" колос.

Вот Деметра.

* * *

И Деметра улыбалась, Баубасто с ней шутила.

Несколько лет уже, с тех пор как добрый Туренский (чиновник контроля,- из духовных) подарил мне III-й том архим. Хрисанфа - "Религии древнего мира" 27, я заметил следующее поразительное там сообщение:

"Когда Деметра, сетовавшая о похищении дочери своей Персефоны Плутоном, пришла, разыскивая ее, в Элевзис, то Баубо, жившая здесь вместе с Триптолемом и Евмолпом, угощая богиню (подчеркиваю далее я), поднесла ей отвар из полбы, [текст на греческом]; но богиня, удрученная горем, не хотела пить его. Тогда огорченная Баубо (слушайте! слушайте! внимайте, внимайте!) [текст на греческом] (т. е. обнажила свои стыдливые части и показала на них богине). Богиня после этого повеселела и приняла питье (Климент Александрийский в "Admonit. ad gentes" 28 ["Увещание язычникам"]). Арновий рассказывает это иначе, нежели Клим. Александрийский; он говорит, что Baubo partem illam corporis, per quam secus foemineum subolem solet prodere, facit in speciem laevigari nondum duri atque striculi pusionis, redit ad Deam tristen et retegit se ipsam" 29 (Aglaaph., t.II, 819,820; Хрисанф, т. III, стр. 550-551,-примечание). [Баубо, сделав ту часть женского тела, через которую появляется плод, гладкой, подобно младенцу, еще не покрытому волосами, вернулась и показала ее грустной богине (лат.)]

Перед этим - несколько выше - у архим. Хрисанфа: "В Элевзинских и Дионисовых мистериях, - говорит с негодованием блаженный Феодорит,- .... [текст на греческом: Мы видели фаллос Диониса, перед которым преклоняются, и женский срам - несчастье женской чести - перед которым испытывают благоговейный страх (греч.).]

Но ведь это- в рассказах Клим. Ал. и Арновия, - modus vivendi inter se virginum aeternarium sive virginium utriusque sexus?!!! [способ существования вечных дев между собой, т. е. дев того и другого пола]. Через миф и "якобы шутки" Баубасто, как и в "таинствах Диониса", греки выразили admirationem, adorationem et divinationem [поклонение, молитвенное обращение, обожествление (лат.)] (богиня Деметра) этой, как мы именуем, "аномалии" пола...

Мы же через наименование "аномалией", т. е. "странностью", "неожиданностью", говорим: "Не по-ни-ма-ем"... Что нам "непонятно" - они были вправе истолковывать. Мы же с "не понимаем" не имеем даже права возразить,

Возвращаясь к "шуткам Баубо", мы должны отметить, что "улыбнувшаяся" Деметра "стала пить" вовсе не "отвар полбы", и последний играет роль "для отвода глаз" "непосвященным",- тем именно, которым не находили возможным что-либо "рассказывать о содержании таинств"!.. Им и говорили: "да она пила просто полбу!", "отвар из ячменя"! А если бы он спросил, любопытствуя, для чего Баубо вышла к богине в таком странном виде и совершила неприличный жест,- то, посмотрев в глаза спрашивающему, "посвященный" ответил бы: "Баубо просто шутила".- "Шутила? зачем?" - "Да потому, что была богиня печальна". Таким образом, "посвященный" отвязался бы от спрашивающего. Но замечательно, что "улыбнулась" Деметра и утешилась от неутешного горя по утраченной дочери - не при виде полбы, а- взглянув на странное одеяние или раздеяние Баубо.., Неужели нужно еще что-нибудь говорить, чтобы разъяснить вдумчивому "ученику", что именно утешившаяся богиня начала "пить" и каковы настоящие отношения Баубо и Деметры? Миф определенно говорит, учит, открывает, что "пьющие эту влагу жизни приобщаются бессмертия и становятся небожителями". Мысль мифа идет далее и учит о происхождении божественного и богов на земле: быть может, Баубо и Деметра были обе простыми и равночастными женщинами,- но равенство и сходство между ними нарушилось, когда Баубо не захотела пить, и ничего у гостьи не спрашивала,- а тоскующая гостья захотела пить, и отказом от фигуральной "полбы" показала, что она хочет другого питья. Баубо была слишком эллинка и жила в эллинские времена, чтобы не понять, чего гостья хочет. Она вышла в другую комнату, приспособилась и, вернувшись к гостье, недвусмысленным жестом ей выразила, что "согласна" и "готова".