В.В.Розанов
В САХАРНЕ
В тускло-серо-голубом платьице, с низким узким лбом, с короткими, по локоть, рукавами, и босая, девушка подходила ко мне навстречу, когда я выходил к кофе, со спичками, портсигаром и пепельницей ("ночное"), и, сблизившись,- нагнулась низко, до руки, и поцеловала руку. Я света не взвидел ("что"? "как"?). Она что-то сказала учтиво на неизвестном мне языке и прошла дальше ("что"? "зачем"?). Выхожу к Евгении Ивановне 1:
- Что это?
Она с мамочкой. Уже за кофе. Залилась смехом:
- Ангелина. Я выбрала ее из села в горничные. Мне показалось - она подходит. В ней есть что-то тихое и деликатное. Крестьянка, но, не правда ли, и немножко фея?
"Немножко"...
Голоса ее ? никогда не слыхал. Она ни с кем не заговаривала. Она только отвечала, когда ее спрашивали,- тем певучим тихим голосом, каким приличествовало. И вообще в ней все "приличествовало". Евгения Ивановна умела выбрать.
- Поцеловала руку? Но это же обычай, еще из старины, когда они были помещичьи. Я оставила, так как обычай ничему не вредит, и для них нисколько не обременителен.
"Не обременителен"? Значит - я "барин"? В первый раз почувствовал. "В голову не приходило". Но, черт возьми: до чего приятно быть "барином". Никогда не испытывал. "Барин". Это хорошо. Ужасно. "Не обременительно". Она же вся добрая, у нее нет другой жизни, чем с крестьянами,- и если говорит, что "не обременительно", то, значит, так и есть. Разве Евгения Ивановна может угнетать, притеснять, быть груба. "Господи!.."
Но я слушаю сердце.
Эта так склонившаяся передо мной Ангелина, так покорная, вся - "готово" и "слушаю",- но без унижения, а с каким-то тупым непониманием, чтобы тут содержалось что-нибудь дурное и "не как следует",- стала вся, "от голых ножонок" до русо-темных волос (ах, на них всех - беленький бумажный платочек),- стала мне необыкновенно миньятюрна, беззащитна, "в моей воле" ("барин"),- и у меня сложилось моментально чувство "сделать ей хорошо", "удобно", "чтобы ее никто не обидел" и чтобы "она жила счастливая". Была "чужая". "Не знал никогда". Поцеловала руку, скромно наклонясь,- и стала "своя". И - "милая". Привлекательная.
Ее недоумевающие глазки в самом деле были привлекательны. Я еще дрожал, когда и в следующие разы она наклонялась
и целовала руку. Но не отнимал. Всякий раз, как поцелует руку,-у меня приливало тепла в грудь.
- Ангелина! Ангелина! - неслось по комнатам. И Евгения Ивановна говорила что-то на непонятном языке ("выучилась по-тутошнему для удобства"). После чего Ангелина куда-то уходила, к чему-то спешила.
Решительно, без Ангелины дом был бы скучнее. Она - как ангел. И неизменно этот робкий и вежливый взгляд глаз.
" - Ангелина! Ангелина!" - Решительно, мне скучнее, когда я не слышу этого несущегося голоса. А когда слышу - "все как следует".
"Домочадцы"?
Она не член семьи, ничто. Кто же она? "Поцеловала руку". Так мало. Евгения Ивановна говорит, что "ничего не стоило". Но во мне родило к этой безвестной девушке, которую никогда не увижу и никогда не видал, то "милое" и "свое", после чего мы "не чужие". Не чужие... Но разве это не цель мира, чтобы люди не были "чужими" друг другу? И ради такого сокровища разве не следовало "целовать руку"? Да я, чтобы "любить" и "быть любимым",- за это поцелую что угодно и у кого угодно.
* * *
"Мы соль земли" 2.
- Да, горькая соль из аптеки. От которой несет спереди и сзади.
("наша молодежь").
Да: устроить по-новому и по-своему отечество - мечта их, но когда до "дела" доходит - ничего более сложного, чем прорезать билеты в вагонах, не умеют. "Щелк": щипцы сделали две дырочки,- и студент после такой "удачи" вручает пассажиру его билет.
* * *
- Сердит. Не хочу слушать лекции.
- Вы на каком?
- На медицинском.
- Как же вы будете прописывать лекарства? Помолчав:
- Я от всего хину.
(студ. забастовки).
* * *
Игорный дом в Храме Божием.
(духовенство и роль его в браке) (еще семейная история в Шерлоке Холмсе).
* * *
Самое семя души нашей сложно.
Т. е. не факты и состояния "теперь" противоречивы; а "из чего мы растем" уже не было 1) "элементом азотом" или 2) "элементом кислородом", а семенем:
- Жизнью.
- Противоречием.
Жизнь есть противоречие.
И "я" хотя выражено в одной букве, заключает весь алфавит от "А" до "V".
В мамочке, однако, этого нет: за 23 года - она одно, и мне кажется это одно - благородным монолитом. Она никогда не изменялась и не могла бы измениться; я думаю, "изменение себя" привело бы ее в моральный ужас и она бы покончила с собой.
Читать дальше