Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

ЧК, созданная в 1917 году, была сразу же объявлен органом, качественно отличающимся от всех прочих институтов подобного рода. Советская официальная риторика всегда старалась подчеркнуть уникальность и беспрецедентность ЧК. В советскую эпоху Чрезвычайный комитет настойчиво представился как особый «орган государственной безопасности нового типа» [12] Носырев Д. Н. Верные солдаты партии // В. А. Кутузов [и др.]. Чекисты Петрограда на страже революции. Л.: Лениздат, 1987. С. 7. . Само создание ЧК ознаменовало начало совершенно новой эпохи тотального надзора государства над обществом.

Изначально этот термин стал использоваться в первую очередь для того, чтобы провести различие между советскими органами безопасности и их предшественниками, с одной стороны, и капиталистическими аналогами — с другой. Люди Дзержинского были не представителями тайной полиции, а чекистами, — в этом и заключалось самое главное их отличие. Важно то, что новый термин дал возможность стереть ассоциации с царской охранкой и таким образом позволил обойтись без фундаментального противоречия между заявленной освободительной целью Октября и существованием советской тайной полиции [13] Включение термина «Чрезвычайная» в оригинальное название ЧК имело цель показать, что существование ЧК было лишь временным явлением, а не постоянным. .

Реальное значение этого термина всегда было расплывчатым. Термин «чекист», с одной стороны, насыщен смыслами и ассоциациями, с другой же — исключительно неуловим и сложен в определении. Пример тому — случай, который приводит в своих воспоминаниях Филипп Бобков, бывший глава Пятого, антидиссидентского, управления КГБ [14] Я благодарна Роберту Хорвату за то, что он обратил мое внимание на это событие. . Бобков вспоминает один важный разговор с Андроповым — тогда Андропов предложил Бобкову возглавить только что созданное Пятое управление. Очертив свое представление о новом отделении, Андропов сказал Бобкову: «Новое управление должно противостоять идеологической экспансии, направляемой из-за рубежа, стать надежным щитом против нее, И здесь очень важна роль чекистских методов работы». Бобков не пишет, что он ответил на эти слова вслух, но приводит свои мысли: «"Чекистские методы"? Что он имеет в виду? — подумал я» . Иначе говоря, реальное содержание категории «чекист» было неясным и туманным даже для выдающихся и опытных чекистов, прекрасно разбиравшихся в чекистских «священных писаниях» [16] В 1945 году Бобков стал чекистом. .

В сущности, категория «чекист» всегда содержала в себе элемент тайны. Чекист никогда не был нейтральным представителем государства. С самого начала он был наделен сакральными атрибутами, мистическим значением и аурой тайны, которая возникла отчасти по причине свойственной чекистам жестокости, отчасти вследствие культа революции [17] См.: James H. Billington. Fire in the mind of men: origins of the revolutionary faith. New York: Basic Books, 1980. . Подобный образ чекиста был коллективным детищем поэтов и писателей молодого Советского государства, многие из которых были болезненно очарованы только что созданными советскими органами безопасности. Писатель Исаак Бабель, как известно, называл чекистов «святыми людьми» ; чекист для Велимира Хлебникова был наполовину Иисусом, наполовину Нероном, купавшим людей «в душе смерти» , — и это лишь пара примеров.

Размытость значения этого термина объясняется и тем фактом, что сам термин «чекист» окружало жесткое табу [20] О запретах в советской культуре см.: Эткинд Е. Советский запрет // Синтаксис. 1981. № 9. С. 3-20. . Мифы, создаваемые вокруг ЧК, не упрочились бы без установления ряда запретов на интерпретацию истории этого органа и прежде всего на упоминание тех фактов, которые противоречили бы основным догматам мифа и тем самым ставили бы под сомнение и легитимность всего советского проекта, и заявления о его широкой и прочной поддержке народом. С особенной силой заглушали авторов работ о Красном терроре, самом болезненном эпизоде истории ЧК [21] Двое из самых видных и храбрых деятелей, сопротивляющихся наложению этих запретов, — писатель Владимир Короленко и историк Сергей Мельгунов. Оба критиковали деятельность ЧК, и их критика пресекалась в СССР вплоть до конца эпохи правления Горбачева. .

Сквозной темой книги являются отношения чекизма и морали — отношения, которые всегда были тесными, непростыми и тягостными. Меня в этой теме прежде всего заинтересовала необъяснимость образа Дзержинского как символа моральной чистоты. Меня также потрясло то, насколько часто в советских и постсоветских официальных документах чекисты упоминались в связи с вопросами морали и концепцией «нравственной чистоты» [22] О чистоте морали чекиста было сказано на открытии выставки по случаю 103-й годовщины со дня рождения Дзержинского, проводимой в Центральном музее Великой Отечественной войны в Москве. Директор музея объявил, что «органы ВЧК всегда демонстрировали моральную чистоту, и я очень рад тому факту, что ФСБ — великолепный преемник этой организации»; Шендерович В. Комментарии к событиям российской жизни (июль-декабрь 2007 года) // Континент, 2007. № 134. См. на сайте: http://magazines. russ.ru/Континент/2007/134/sh9.html .