Джулия Ловелл - Великая Китайская стена

В какой-то мере Никсон рисковал доверием к себе как к президенту, совершая заезд в коммунистический Китай. Хуан Сян, атакуя внутреннюю ментальность Великой стены маоистского Китая, рисковал имуществом, свободой, а возможно, и жизнью (политические заключенные в маоистском Китае имели обыкновение умирать в тюрьмах или трудовых лагерях). В 1972 году уже просто писание стихов считалось крайним индивидуализмом и антипролетарской выходкой. Писать же стихи, критикующие политическую систему, как делал Хуан Сян, фактически равнялось самоубийству, но при этом являлось совершенно характерным для истории его смелого бунта против смирительной рубашки, в которую Мао одел Китай. Уже замаранный прошлым своей семьи — его отца, генерала у националистов, расстреляли в лагере под Пекином в 1951 году, — молодой Хуан постоянно искал себе проблемы при коммунизме, отказываясь склониться и покорно принять скучную, зарегулированную жизнь, устроенную ему диктатурой пролетариата. В восемнадцать лет он бежал от монотонной работы на заводе в южном Китае в пустынные равнины и горы Цинхая, на северо-запад. Он влюбился, не спросив разрешения в административном департаменте. Он не только писал стихи — и ради самовыражения, и как политический протест, — но и читал их в публичных местах. Ни то ни другое не соответствовало той судьбе, которую ему отмерил социализм, и в результате Хуан провел около пяти лет в начале своей взрослой жизни при Мао в исправительно-трудовом лагере — лаогае, версии советского ГУЛАГа в коммунистическом Китае, — соседствуя в провонявших экскрементами камерах с закоренелыми преступниками.

Однако в 1978 году, когда Мао уже не стало, крайне левых идеологов, руководивших его «культурной революцией», арестовали, а прагматичный реформатор Дэн Сяопин готовился взять власть из рук безликих маоистских марионеток, контролировавших правительство. В тот год беспокойные китайцы боролись с Великой стеной коммунистической ментальности при помощи другой стены: серой, невыразительной, низкой стены в центре Пекина, на которой в один из уик-эндов ноября некий автомеханик наклеил плакат — дацзыбао, — обвинявший председателя Мао в «ошибках». Через пару дней к первому плакату добавилось еще несколько, один из которых называл маоистский режим «феодально-фашистской диктатурой» во главе с «палачами и убийцами, чьи руки запятнаны кровью народа». К концу недели стена превратилась в место встречи тысяч недовольных, собиравшихся, чтобы читать красную, желтую, зеленую и белую мешанину политических мнений, покрывавшую ее поверхность. 5 декабря молодой электрик по имени Вэй Цзиншэн добавил дацзыбао, где требовал проведения «пятой модернизации» в дополнение к четырем модернизациям (в сельском хозяйстве, науке, технике и нацибнальной обороне), которые отстаивал Дэн Сяопин: демократической. Готовый отвечать за приверженность к свободе, открытости голоса, он затем поступил еще более необычно: подписался. Вскоре посетители стены демократии, как стало известно, больше не читали молча, а принялись говорить речи, откровенно высказываясь перед иностранными журналистами, распространять самиздатовские журналы, создавать общества и дискуссионные группы и выходить на Тяньаньмэнь, где проходили импровизированные массовые митинги. «Эта стена, — выкрикивал кто-то, — является основой, поддерживающей демократию в Китае».

После 24 ноября на площади Тяньаньмэнь демонстрантов будет приветствовать еще один импровизированный плакат, приклеенный на ограде напротив мавзолея Мао Цзэдуна: помещенные на девяноста пяти листках антимаоистские гимны Хуан Сяна, призывающие к свободе и демократии — включая и разоблачение Великой стены. Хуан и его друзья проехали тысячи километров из Гуйяна в столицу, где — с ведрами клейстера и рулонами дацзыбао — не ограничились только площадью Тяньаньмэнь, но и заклеили листовками переулок напротив зданий нервного центра идеологии Народной Республики, газеты «Жэньминь жибао». Тротуары практически моментально заполнили читатели. К декабрю стены городов по всей стране стали использовать в столь же демократических целях, а ходоки с петициями со всего Китая наводнили столицу, рассказывая свои истории о преследованиях и нищете.

В то время активисты стены демократии питали большие надежды на Дэн Сяопина, который в 1978 году вытеснил замшелых маоистов в политбюро, мобилизовав общественное мнение против «культурной революции» через национальные газеты. До февраля 1979 года Дэн с выгодой использовал волну недовольства, наиболее открыто и радикально выплескивавшуюся на стену демократии, завоевав популярность в стране как противник маоистского экстремизма и даже заявив наконец канадскому журналисту, что стена демократии — это «хорошо». Когда простые китайцы удивленно глазели на либеральные политические модели за границей, дэновская открытость внешнему миру казалась многообещающей. После недельного визита в Соединенные Штаты в конце января 1979 года Дэн примерил десятигаллоновую шляпу для техасского родео, встретился с ходоками из Гарлема и сделал круг на имитаторе космического челнока в Хьюстоне.