Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Когда легионы удовлетворили и чувство мести, и чувство раскаяния, они единогласно признали, что преторианский префект Кар всех более достоин императорского престола. Все подробности касательно этого государя представляются неясными и сомнительными. Он гордился званием римского гражданина и сравнивал чистоту своей крови с чужестранным и даже варварским происхождением предшествовавших императоров; однако те из его современников, которые дела­ли по этому поводу самые тщательные розыски, нисколько не одобряют его притязаний и расходятся во мнениях на счет того, был ли он родом из Иллирии, из Галлии или из Африки. Хотя по своей профессии он был солдат, он был очень хорошо образован; хотя он был сенатор, он был облечен в высшее военное звание, и в таком веке, когда профессии гражданскую и военную стали резко отделять одну от дру­гой, Кар соединил их вместе в своем лице. Несмотря на то что он подвергнул строгому наказанию убийц Проба, мило­стям и уважению которого он был обязан своим возвышени­ем, он не мог избежать подозрения в содействии преступле­нию, открывшему для него путь к престолу. По крайней ме­ре до своего провозглашения императором он считался чело­веком добродетельным и способным; но суровость его ха­рактера мало-помалу перешла в угрюмость и жестокосердие, так что посредственные историки, занимавшиеся его жизне­описанием, недоумевают, не следует ли отнести его к числу римских тиранов. Когда Кар облекся в императорскую мантию, ему было около шестидесяти лет, а двое его сыно­вей, Карин и Нумериан, уже достигли зрелого возраста.

Влияние сената прекратилось вместе с жизнью Проба, а раскаяние солдат не выразилось в том почтительном прекло­нении перед гражданской властью, какое мы видели после смерти несчастного Аврелиана. Избрание Кара было решено, не дожидаясь одобрения сената, и новый император ограни­чился тем, что в холодном официальном письме уведомил это собрание о своем восшествии на вакантный престол. Поведение, столь противоположное и любезной вежливости его предшественника, не позволяло ожидать чего-либо хоро­шего от нового царствования, и лишенные влияния и свобо­ды римляне заявили мятежным ропотом о своих нарушен­ных правах. Однако лесть не осталась безмолвной, и до нас дошла эклога, написанная по случаю восшествия Кара на престол; несмотря на то, что ее содержание возбуждает к ней презрение, ее все-таки можно прочесть с удовольствием. Два пастуха, желая укрыться от полуденного зноя, зашли в пе­щеру Фавна. На широко раскинувшем свои ветви буковом дереве они видят недавно написанные слова. Деревенское бо­жество описало в пророческих стихах благополучие, ожида­ющее империю в царствование столь великого государя. Фавн приветствует героя, который, приняв на свои плечи тя­жесть распадающегося римского мира, должен положить ко­нец войнам и внутренним раздорам и восстановить нравст­венную чистоту и счастье золотого века.

Более чем вероятно, что такие изящные безделушки ни­когда не доходили до слуха заслуженного полководца, кото­рый готовился, с согласия легионов, к исполнению долго от­кладывавшегося плана войны с Персией. Перед своим отъез­дом в эту далекую экспедицию Кар возвел в звание цезарей обоих своих сыновей - Карина и Нумериана; первому из них он дал власть почти равную со своей собственной и поручил ему сначала подавить некоторые волнения, возникшие в Галлии, а потом поселиться на постоянное жительство в Ри­ме и вступить в управление западными провинциями. Без­опасность Иллирии была обеспечена достопамятной победой над сарматами; шестнадцать тысяч этих варваров легли на поле битвы, а число пленных доходило до двадцати тысяч. Престарелый император, воодушевленный славой и надеж­дой новой победы, продолжал среди зимы свое наступатель­ное движение через Фракию и Малую Азию и наконец, вме­сте со своим младшим сыном Нумерианом, достиг границ Персидской монархии. Расположившись лагерем на вершине высокого холма, он указал оттуда своим войскам на богатую, погруженную в роскошь страну, которая должна сделаться их добычей.

Преемник Арташира Варан, или Барам, хотя и одержал победу над одним из самых воинственных народов Верхней Азии - сегестанами, однако был встревожен приближением римлян и попытался остановить их дальнейшее продвижение мирными переговорами. Его послы прибыли в римский ла­герь при солнечном закате в то время, когда войска удовлет­ворили свой голод умеренным ужином. Они изъявили жела­ние быть представленными римскому императору. Их подве­ли к одному солдату, который сидел на траве. Кусок несве­жего свиного мяса и сухой горох составляли его ужин. Сши­тая из грубой шерстяной материи пурпуровая мантия была единственным признаком его высокого звания. Совещание велось с таким же пренебрежением к внешней обстановке. Кар снял с головы шапку, которую он носил для прикрытия своей плешивой головы, и объявил послам, что если верхо­венство Рима не будет признано их повелителем, на персид­ской территории в самом непродолжительном времени не ос­танется ни одного дерева точно так, как на его голове не ос­талось ни одного волоса. Несмотря на то что в этой сцене можно усмотреть некоторые признаки искусственной подго­товки, она все-таки знакомит нас с привычками Кара и со строгой простотой, которую успели ввести в римских лагерях воинственные императоры, занимавшие престол после Гал­лиена. Послы великого царя пришли в ужас и удалились.