Леони Фрида - Екатерина Медичи

Разъяренная тем, что триумвираторы при поддержке Филиппа ведут агитацию против нее, Екатерина решила привязать испанского короля к семье Валуа еще крепче. Она уже обвиняла Гизов в том, что они вызывали беспорядки своим насилием и отказом следовать ее политике милосердия. Немудрено, что, прослышав о сговоре Филиппа с Гизами насчет брака между Марией, королевой Шотландской, и сыном и наследником Филиппа, доном Карлосом, она пришла в еще большее неистовство. Внимание, оказываемое испанским послом, Шантоннэ, облаченной в траур королеве Шотландской, было замечено всеми. Трокмортон сообщал Елизавете Английской: «Дом Гизов использует все способы, чтобы уладить брак между испанским принцем и королевой Шотландской».

Екатерина, которую об этих переговорах официально не уведомляли, сохраняла видимое расположение к невестке, но при этом послала шифрованное письмо Елизавете в Испанию, дабы та использовала все влияние, чтобы предотвратить союз между «господином» (кодовое имя для Марии) и доном Карлосом. Мария, прежде воплощавшая надежды Гизов во Франции, теперь, как подсказывало разыгравшееся воображение Екатерины, угрожала ее собственной дочери. Если Мария станет женой испанского инфанта, а Филипп умрет молодым, то Елизавета будет страдать от такой же несчастной доли, как и сама Екатерина — королева Шотландии станет притеснять ее. Этот союз мог угрожать и самой Екатерине — в случае, если он осуществится, Гизы получат мощную поддержку Испании. Такой расклад мог повредить будущему сыновей Екатерины, а также всей Франции. Однако Филипп, отягощенный международными затруднениями — ибо Елизавета Английская хотела этого брака не более, чем Екатерина, — решил не развивать тему, и к апрелю 1561 года она сама собой сошла на нет.

Перспектива достойного брака для детей всегда вызывала у Екатерины прилив энергии, ради этого она не жалела сил. Она немедленно приняла собственное решение, предложив Марго, свою младшую дочь, в жены испанскому принцу дону Карлосу вместо королевы Шотландской. Дон Карлос, низкорослый, тщедушный эпилептик, весивший меньше шести стоунов [41] Стоун — старинная английская мера веса, равная 6,34 кг. — Прим. ред. , горбун с кривыми плечами. Он получил серьезное повреждение мозга, ударившись головой о каменную лестницу в погоне за служанкой, которую любил хлестать плетью. Это падение едва не стоило ему жизни. Придворные доктора оперировали принца, чтобы спасти ему жизнь, и проделали отверстие в черепе, дабы снизить давление на мозг. Операция, казалось бы, имела успех. Вдобавок Филипп положил в кровать сыну ссохшиеся мощи благочестивого монаха-францисканца, настаивая, что именно «дух святости», а не доктора спас жизнь сына. Хотя физически дон Карлос почти оправился, инцидент отразился на его психике, отчего он, порой, бывал одержим садизмом и манией убийства. Ему не давали возможности убивать людей, и он получал облегчение, живьем зажаривая кроликов и мучая лошадей, наслаждаясь их криками. Так что в мужья он вряд ли годился, если не считать огромнейшего наследства его отца.

К счастью для Марго, Филипп, уже имевший «удовольствие» получить Екатерину в качестве собственной тещи, не стал поддерживать ее план стать тещей и его сумасшедшему сыну. Одновременно до Екатерины дошли другие слухи. Дядюшки Марии вели переговоры с императором Фердинандом Австрийским, желая устроить брак между нею и сыном императора, эрцгерцогом Карлом. Королева-мать немедленно написала своему послу в Вену: «Король желает, чтобы вы использовали все ваше искусство, дабы обнаружить, что было сказано и сделано в отношении брака между королевой Шотландии, моей дочерью, и принцем Карлом. Используйте все возможности выяснить истинное положение дел». Екатерина повелела своему дипломату держаться в курсе всех новостей и писать ей шифрованные письма, чтобы она могла разбираться в ситуации и «быть начеку, как должно, а это поможет мне найти нужное средство, если возникнет необходимость».

Екатерина с нетерпением стремилась избавиться от привлекательной, но приносящей большие неудобства молодой женщины, которая, став еще одной вдовствующей королевой, в политическом смысле являлась для Франции такой же обузой, как и в финансовом. В соответствии с брачным контрактом, Мария имела право выбирать: остаться во Франции или вернуться в Шотландию. Она владела достаточным количеством собственности во Франции, чтобы поддерживать необходимый стиль жизни и будучи вдовой короля, могла рассчитывать на высокое положение. Екатерину же присутствие при дворе юной, прекрасной женщины, вновь оказавшейся в статусе невесты, сильно раздражало, она предпочла бы обойтись и без шотландской королевы. Мария, чей официальный период траура истек в марте, и сама отважилась уехать на родину. Как ее там встретят, никто не мог заранее предположить. Она совершила прощальное турне, объехав родственников в ожидании отъезда. Недомогание не позволило ей присутствовать на коронации деверя, а 14 августа она покинула Францию, где была так счастлива в юности. Говорили, что, уплывая вдаль от французских берегов, она шептала пророческие слова: «Прощай, Франция, прощай, Франция, моя любимая Франция, не думаю, что увижу тебя вновь».