Леони Фрида - Екатерина Медичи

Исторически назначение Генеральных штатов состояло в «представлении жалоб королю и сборе денег», но собирались они редко и нерегулярно [39] Характерно, что в правление Франциска I Генеральные штаты вообще не собирались ни разу. . Королеве-матери важно было представить группировки Гизов, Бурбона и Монморанси лояльными и умиротворенными — какой бы невероятной ни казалась эта картина. Сидя на церемонии открытия вместе с Екатериной и детьми, все они, каким бы странным ни выглядело их содружество, укрепляли образ правительницы Франции, власть которой весьма сильна. Таким образом, наиболее беспокойным представителям намекнули: Екатерина может снова приблизить к себе самых могущественных дворян. В своей речи, обращенной к депутатам, Л'Опиталь ясно дал понять, что королева-мать считает все решения относительно того, кому занимать трон, окончательными и не желает ворошить прошлое.

Для депутатов стало ударом, когда они поняли, что их собрали не для дискуссий на высоком уровне, но для выколачивания денег. Если войны и щедрые дары Генриха истощили наследство короля Франциска II, то краткое правление последнего оставило Екатерину с пустой казной. Даже обычный способ добывания денег путем продажи должностей — по сути, узаконенная коррупция — до такой степени изжил себя, что не мог помочь делу. Из крестьян нещадно выжимали деньги еще во время войн Генриха II, что сделало их попросту нищими, и теперь штаты должны были изобрести какой-нибудь новый способ пополнить казну. Это вызвало к жизни фантомную идею сотрудничества между штатами и королевской властью, ибо теперь, когда монархия была не в силах финансировать правительство, она утратила и независимость. Канцлер должен был попросить Штаты помочь в выкупе заложенных драгоценностей, должностей и обычных источников королевского дохода, которые в данный момент пришли в упадок. Из трех сословий, составлявших Генеральные штаты (знать, духовенство, простолюдины) наибольшую тревогу испытывало духовенство, ибо их богатств еще по-настоящему никто не касался. Это сословие было подходящим объектом для грабежа. В результате канцлер попросил Генеральные штаты увеличить фонды и придумать такие ходы, которые позволили бы королевской фамилии стать независимой от тех же штатов! Как только цветистый покров языка законов был сорван, остались голые факты: предложения отличались крайней дерзостью.

Так как ни одно из сословий, представленных на заседании Генеральных штатов, не выдвинуло предложений, Л'Опиталь представил на их рассмотрение собственную идею. Он заключалась в том, чтобы поднять талью (единственный прямой налог, бремя которого целиком ложилось на плечи крестьянства, так как знать и духовенство освобождались от него) на ближайшие шесть лет. Таким образом, духовенство может выкупить ренты и доходы, которые король заставил их продать. Единственное предложение со стороны Штатов оказалось немыслимым: пусть королевская казна урежет свои расходы. Екатерина усердно сокращала количество слуг и должностей, уменьшала пенсионы и жалованья, после чего с триумфом объявила об экономии в 2-3 миллиона ливров. Вместо того чтобы поздравить королеву-мать с достижениями, депутаты сухо заметили: если подобная экономия могла быть совершена столь легко, нельзя ли ужаться еще сильнее?

Один современник писал об усилиях Екатерины: «Величайшее из сокращений — строжайшая экономия, которую двор наложил сам на себя». Л'Опиталь получил инструкции от королевы-матери отослать депутатов с тем, чтобы в мае они вернулись с ответом. Хотя финансовый вопрос остался нерешенным, Екатерина и Л'Опиталь поздравили друг друга с удачным завершением проводимой ими реформы судопроизводства. Они пытались смягчить ужасное обращение с подозреваемыми, имевшее место в органах суда. В связи с этим было издано постановление, согласно которому члены магистратов отныне становились выборными, кроме того, разрабатывались документы, позволяющие защищать крестьянство от произвола знати и духовенства. Была принята единая система мер и весов, отменены налоги на перевозку товаров из одной части Франции в другую. Еще одно знаменательное решение предписывало Генеральным штатам собираться не реже, чем раз в пять лет.

Что касается религии, канцлер провозгласил, что для него невозможно примириться с наличием во французском королевстве людей разной веры, ибо, согласно его доктрине, должны быть «один король, один закон, одна вера». Он добавил: «Давайте не будем поспешно изобретать новшества. Подумайте как следует… если человеку будет дозволено принимать новую религию, как он захочет, не случится ли так, что религий в стране разведется столько же, сколько семей, сколько владетельных вельмож? Вы можете сказать: ваша религия лучше, я стану защищать свою, так кому же за чьей религией следовать: вам за моей или мне за вашей?» Несмотря на всю ортодоксальность речи Л'Опиталя, в ней отчетливо проявилось намерение Екатерины отказаться, в отличие от Гизов, от жестоких гонений на протестантов. «Нож ничего не может поделать с духом человеческим, он только приводит к потере и души, и тела, — заявил он. — Мягкость позволит добиться большего, нежели напор». Он говорил, что необходим созыв генеральной ассамблеи церковного Собора, чтобы вскрыть корни религиозных неурядиц, и дал понять всем, что в ближайшем будущем такая ассамблея состоится.