Дмитрий Травин - Модернизация - от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

В-третьих, предполагалось изменить и систему трудовых отношений. Если предприятия могут подвергнуться ликвидации, то, значит, может существовать и безработица. Это дал понять в интервью газете «Форвардс» сам Ота Шик. Он отметил, что если рабочий почувствует давление конкуренции, то будет прикладывать больше усилий в процессе труда.

В-четвертых, либерализация экономики, столь широко охватывающая внутреннюю хозяйственную сферу, должна была захватить и сферу внешнеэкономических отношений. Предприятиям предполагалось дать возможность свободного выхода на зарубежный рынок, а государственную корпорацию по внешней торговле, ранее являвшуюся монополистом, должны были, согласно заявлению Черника, перевести на работу в соответствии с коммерческими принципами.

Если бы все эти начинания действительно были реализованы, Чехословакия быстро двинулась бы от социализма к капитализму, даже несмотря на состояние общественного мнения. Однако именно то, что чехословацкие реформаторы энергично двигались впереди всех своих соседей, обусловило трагический финал Пражской весны. Широкое народное движение, отрицание многими интеллектуалами коммунистических ценностей, намерение внести существенные изменения в характер политической системы — все это вызывало основательное беспокойство Кремля. В итоге советские войска были введены в Чехословакию, там быстро сменилась власть, и реформы оказались насильственно остановлены.

31 мая 1969 г. Черник — один из лидеров Пражской весны — вдруг осудил систему самоуправления на предприятиях. Причем отнюдь не с капиталистических позиций. Незадолго перед этим со своего поста был снят Дубчек, а в 1970 г. начались массовые чистки партийных рядов, а также рядов государственного и хозяйственного аппарата. Все реформаторские партийные решения 1968 г. были аннулированы как ошибочные.

Таким образом, можно сказать, что чехословацкая экономика к началу 70-х гг. вновь стала копией экономики советской. Социализм с человеческим лицом у Шика не получился. Польский мыслитель Лешек Колаковский по этому поводу позднее грустно заметил: «Может ли быть крокодил с человеческим лицом?».

Шик не мог так же быстро «перестроиться», как это сделал Черник. Он предпочел эмигрировать в Швейцарию, но сохранить верность своим взглядам. В дальнейшем эти взгляды так и не эволюционировали в сторону капитализма. Шик работал рядовым профессором, преподавал, искал возможности соединения плана и рынка. В 1972 г. он опубликовал знаменитую книгу под названием «Третий путь».

Однако новое поколение реформаторов, пришедшее к власти на волне бархатной революции конца 80-х гг., в отличие от Шика решительно отказалось от попыток лавирования между капитализмом и социализмом. Вацлав Клаус, нынешний президент Чехии, а поначалу министр финансов, прославился своей фразой: «Третий путь — это путь в третий мир». То есть в мир экономической слаборазвитости и постоянной политической нестабильности. Клаус твердо взял путь на рыночное хозяйство и частную собственность, осуществил радикальные преобразования и ввел свою страну в Евросоюз.

Это был реформатор совершенно иного типа. Он не боялся капитализма. Он прекрасно знал его с младых ногтей. Если Шик впервые посетил страну развитого капитализма лишь в зрелом возрасте, будучи уже одним из руководителей страны, то Клаус прошел научную стажировку в Италии еще в 25 лет, когда писал свою кандидатскую диссертацию. А после защиты он стажировался еще и в США.

Клаус оказался единственным в Восточной Европе экономистом-реформатором, который не был отвергнут народом и увенчал свою карьеру президентским постом. А Ота Шик в ходе нового этапа реформ оказался не востребован. Он скончался в Швейцарии в 2004 г. Как раз в те августовские дни, в которые за 36 лет до того было уничтожено дело всей его жизни.

После реформ, осуществленных Яношем Кадаром в 1968 г., Венгрию начали называть самым счастливым бараком во всем социалистическом лагере. Товаров стало больше, и счастья, насколько его можно измерить потребительскими ценностями, тоже, по-видимому, прибавилось. Однако барак, как ни крути, оставался бараком, а лагерь лагерем. Кадар всячески демонстрировал лояльность своей маленькой страны «старшему брату», т.е. Советскому Союзу, и стремился по возможности не сопровождать экономические преобразования дарованием народу политических свобод.