Всеволод Меркулов - Откуда родом варяжские гости?

Интерес к вопросу о происхождении варягов вполне вписывался в общую направленность научных интересов Лейбница. Исследуя произведения греческих и латинских авторов, он сформулировал задачу отыскать «origines populorum» (начало народов). Лейбниц понимал этногенез как процесс формирования языка, для него генеалогическая схема развития языка вполне соответствовала схеме этнического развития.О вендах, населявших Северную Германию, он писал в письме генералу Брюсу от 23 ноября 1712 года.[121] Позднее М.В. Ломоносов возводил вендский и русский языки к единому лингвистическому корню.

Традиционную точку зрения выразил Е.П. Новиков, русский посол в Константинополе и Вене, который до дипломатической службы защитил диссертацию по вендским наречиям. Он полагал, что они являются переходной ступенью между русским языком и западнославянскими языками чехов и поляков.[122] В сегодняшней науке данная точка не является столь очевидной.

Языковая проблема, вне сомнения, даже сейчас является одной из основных в проблеме происхождения Руси. В современном языкознании существенную аргументацию получает версия, что славянский язык на южном побережье Балтики не был для варягов родным. «Во всяком случае, — как справедливо отмечал А.Г. Кузьмин, — необходимо считаться с возможностью, что здесь присутствовал особый язык, отличный и от славянского, и от балтских».[123] Проблема, конечно, требует отдельного изучения. Языковые взаимосвязи всегда сложны, и исследовать их не просто. Но о происхождении языка новгородского населения из среднеевропейского региона говорят данные топонимики и лексические материалы, полученные при анализе берестяных грамот.[124]

Л. Лецеевич обратил внимание на то, что некоторые особенности новгородского и псковского диалектов вообще не встречаются у других восточнославянских групп, а в некоторых деталях северно-русского и европейского фольклора содержатся параллели.[125]

В полной мере все лингвистические сомнения относятся и к более раннему (родственному варягам) вендо-вандальскому населению. Цельных памятников вандальского языка до нас не дошло; мы имеем только ряд собственных имён и начало одной вандальской молитвы. Этих скудных сведений явно не достаточно, чтобы составить полную фонетическую картину вандальского языка.[126]

Лингвистические и генеалогические проблемы находятся в сложной взаимосвязи. Сравнительное языкознание зачастую допускает существенную ошибку, полагая, что народы, говорящие на одном языке, имеют также общее происхождение. Раса и язык не всегда совпадают.В некоторых случаях, мы сталкиваемся с органической взаимосвязью между ними, но есть и обратные примеры. Важно понять, какие причины воздействуют на язык, его изменение или полную утрату? Обычно возможны лишь два варианта: внешние контакты и смешение двух народов. Какой язык одержит при этом победу или возобладает, зависит от очень многих обстоятельств. В первом случае обычно побеждает язык более высокоразвитой цивилизации. Во втором случае действует ряд факторов, среди которых едва ли не первостепенным является численность народов. Далеко не всегда завоеватели навязывают свой язык покорённым, как это (и то лишь частично) удалось, например, норманнам в Англии.

Варяги на Балтике были частью «русского» этноса, рассеянного по всей Европе после Великого переселения народов III-VI веков. В данном случае, численность таких «осколков» Руси, конечно, уступала огромным массивам вроде славян или франков, не принимавших участие в миграциях и в кровавой резне Переселения народов.

Безусловная заслуга Г.Ф. Лейбница состояла в том, что он первым в немецкой историографии обратил внимание на взаимосвязь лингвистических проблем с генеалогией. Но, конечно, методологические принципы Лейбница соответствовали степени развития исторической мысли его времени, и собственно постановка проблемы оставалась у него однотипной.

Сразу после женитьбы царевича Алексея на Брауншвейг-Люнебургской принцессе, немецкий историк И.Г. Экхарт начал возводить обе родословные к византийскому императору Константину Багрянородному.[127] Экхарт был сотрудником и помощником Лейбница. В целом, идеи об «устойчивой дружбе» между Российской и Германской империями позже были развиты в работе С. Трейера.[128] Он вслед за Лейбницем предполагал, что Рюрик вёл своё происхождение из гольштинской Вагрии.[129]

Идеи Лейбница, однако, были поверхностно объяснены с исторической точки зрения. Его последователи зашли в тупик и были вынуждены искать неустойчивую опору лишь в сомнительных доказательствах косвенного династического родства через византийских императоров.