Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Однако если бы, например, испанская нация, просвещенная французским гением, поднялась наконец и сказала своему королю: «Первоначально я избирала королей только для того, чтобы сделать из них исполнителей моей воли. Они злоупотребили вверенными им полномочиями и стали деспотами; но я сумею вырвать у них свою державную власть. Я ввела конституцию, которая должна была охранять мои права; ежегодно в собраниях представителей я высказывала свои намерения по поводу войны и мира, По поводу налогов, по поводу всех отраслей администрации; в промежутках между собраниями одно из должностных лиц от моего имени препятствовало расширению королевской власти. Тиран разрушил все мои предохранительные законы; я хотела их восстановить — но была раздавлена внешним могуществом Карла I. После прекращения его династии в Испании я могла бы вернуть свою свободу; но грозные силы двух соперничающих домов предоставили мне лишь выбор нового тирана. Теперь, наконец, я свободна. Предстань перед моим трибуналом и отдай мне отчет во всех королевских деяниях!..» — граждане, если б все это случилось, то неужели, по-вашему, безнаказанность, которой пользовался до сих пор Карл IV, дала бы ему право избежать суда нации?

Если бы австрийский народ, если бы народ венгерский восстал, в свою очередь, и сказал Францу II: «Ты не только властвовал надо мной, по примеру своих предков, но и посягнул на свободу в ее отечестве. Французы объявили себя друзьями всех народов, а ты навлек на меня их ненависть и проклятие. Из опасения, чтобы свобода не заглянула в твои владения, ты задумал изгнать ее из всех углов земного шара. Ты осквернил имущество и кровь мою, расточая их для этой гнусной цели. Ты принудил меня защищать интересы тиранов против интересов наций. Низкий посягатель на права нации, на международное право, на бессмертные права всех народов, тебе остается в удел лишь позорное клеймо неудавшихся замыслов. Но неужели мнишь ты, что, воспрянув наконец от сна, я захочу и впредь разделять твои гнусности? Мне нужно смыть с себя тот позор, которым ты покрыл меня в глазах французов и всех наций; и я могу смыть его только твоею кровью», — еще раз спрашиваю вас, граждане, неужели вы думаете, что венгерский деспот имел бы право противопоставить национальному мщению призрак своей неприкосновенности и молчание писаных законов по поводу преступлений тиранов?

Но разве Людовик XVI находится в более благоприятном положении? Какого злодеяния, какого посягательства против основ общественного порядка не совершил он или, по крайней мере, не поощрял? Когда французская нация впервые пробудилась в 1789 году, то, вместо того чтобы наказать его, как она могла, как должна была сделать, она великодушно оставила его на троне; она думала исправить его своими благодеяниями. В первых статьях конституции она объявила особу короля священной и неприкосновенной.

Конституция была закончена в июне 1791 года. Людовик XVI принял ее целиком; как вдруг он бежал с поспешностью и скрытностью, которые обнаружили его намерение соединиться с деспотами, уже угрожавшими свободе Франции. Учредительное собрание потребовало отчета в его бегстве и планах. Людовик XVI давал лживые объяснения, противоречившие его декларации, но тем самым он признавал, что Учредительное собрание имело право судить и наказывать его. Тогда действительно возник вопрос о суде над ним. Его приспешники ссылались на королевскую неприкосновенность, уже установленную конституцией; они из кожи лезли, чтобы доказать, что эта неприкосновенность тесно связана со свободой. Но вся их аргументация, как я упоминал выше, сводилась к мнимой необходимости поставить исполнительную власть в независимость от законодательной. Они никогда не утверждали, что королевская неприкосновенность, уже во шедшая в законную силу, может быть противопоставлена собранию народных представителей, облеченных верховными правами. Они даже не могли позволить себе подобного утверждения, не впадая в противоречие с деятельностью Учредительного собрания, которое арестовало короля в Варенне, отрешило его от власти, приказало ему дать письменные объяснения по поводу своего бегства и которое не имело бы права принимать ни одной из этих мер, если бы не было убеждено, что королевская неприкосновенность должна преклониться перед верховным трибуналом нации.

Людовик XVI еще раз признал конституцию; но разве эта последняя ратификация была более чистосердечной, чем прежние? Не лучше ли сказать, что все они были игрой, имевшей целью дать ему возможность удержаться на троне и со временем восстановить деспотизм на развалинах той же конституции? Или вы забыли знаменитую декларацию 21 июня? Она объявляла, что король был лишен свободы, Что он всегда принимал конституцию только по принуждению. Таким образом он подавал сигнал иностранным державам прийти на помощь. Они слишком медлили, по его мнению; он решил явиться к ним лично, чтобы ускорить их приготовления к выступлению в поход.