Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Цвейг не сумел (а ведь мог бы) найти убедительные аргументы в пользу своей подзащитной. Конечно же Мария Антуанетта была отнюдь не единственной, кто беззаботно швырял на ветер собранные с налогоплательщиков деньги, и уж во всяком случае не она несет главную ответственность за финансовый кризис накануне революции. Он мог бы сказать о вопиющих злоупотреблениях сборщиков налогов — откупщиков, о процветавшем тайном казнокрадстве и «официальном» расхищении казны за счет выплаты многочисленных пенсий и субсидий. При Версальском дворе процветали синекуры — хорошо оплачиваемые должности, не связанные ни с какими реальными обязанностями, пенсии, субсидии, королевские «дары» и т. д. В предреволюционные годы младший брат короля граф д'Артуа получил из государственной казны 23 млн ливров на покрытие своих долгов; 1200 тыс. ливров было выплачено графине де Полиньяк на те же цели; граф де Гиш получил 100 тыс. из государственных средств на приданое дочери; герцог де Ноай помимо обычного жалованья получал ежегодную пенсию в 1750 тыс. ливров. Примеры такого рода можно было бы продолжать и продолжать. Ежегодно на выплату ничем не заслуженных пенсий праздной аристократии расходовалось 28 млн ливров. Многомиллионных затрат потребовало участие Франции в Войне североамериканских колоний за независимость (1775–1783). В целом же финансовый тупик, в котором оказалась страна в 1787–1788 годах, свидетельствовал о полной экономической несостоятельности Старого порядка. Это было одним из ярких проявлений глубокого кризиса, завершившегося революционным взрывом.

14 июля 1789 года подвело роковую черту под тысячелетней французской монархией, предрешив и судьбу королевской семьи. В отличие от Людовика XVI, по-видимому действительно пытавшегося, как считает Цвейг, осознать смысл происшедшего и даже понять революцию, Мария Антуанетта с самого начала заняла по отношению к ней демонстративно враждебную позицию. Безусловно, она оказывала самое негативное влияние на короля, вовлекая его во все более острый конфликт с революцией. Она откровенно не одобряла заигрывания Людовика XVI с революцией, считая его поведение недостойным суверена, пагубным для монархии и королевской семьи. Когда 17 июля 1789 года Людовик XVI вернулся из Парижа в Версаль украшенный трехцветной кокардой, Мария Антуанетта раздраженно сорвала ее со словами: «А я и не знала, что вышла замуж за простолюдина». Спасение королева видела не в поиске все новых компромиссов с революцией, а в удушении ее как таковой. Она ненавидела не только левых (Бриссо, Дантона или Робеспьера) — жирондистов и якобинцев, все более открыто выступавших за республику, но и конституционалистов вроде Вайи или Лафайета, пытавшихся спасти королевскую власть в рамках конституции 1791 года. Кто знает, быть может, личная судьба Людовика XVI, Марии Антуанетты и дофина сложилась бы иначе, прояви король и королева больше здравого смысла и осмотрительности. Неудачное бегство в Варенн, инициатива которого исходила от королевы, нанесло последний удар по монархии, полностью себя дискредитировавшей. «Бегство короля и его арест представляют столь важное и чрезвычайное событие, что невозможно рассчитать его последствия и результат», — с тревогой сообщал 24 июня 1791 года в Петербург русский посланник И. М. Симолин, причастный к организации побега королевской семьи. В донесении, отправленном 23 июня, Симолин пророчески отмечал: «…можно только содрогаться при мысли о несчастиях, которые грозят королевской семье, особенно королеве, рискующей стать жертвой жестокого и кровожадного народа». После Варенна монархия продержалась немногим более года.

Цвейг совершенно прав, утверждая, что в гибели королевской семьи повинна не только она сама, но и братья короля — граф Прованский и граф д'Артуа, искусственно подогревавшие своими воинственно-угрожающими декларациями из Кобленца и без того крайне напряженную обстановку во Франции. Нельзя исключать сознательной провокации в поведении братьев короля. Гибель Людовика XVI и малолетнего дофина от рук революционеров открывала вакансию на французский трон для графа Прованского, а учитывая его бездетность — и для графа д'Артуа.

Поистине роковую роль в ускорении свержения конституционной монархии и в судьбе королевской четы сыграл знаменитый манифест герцога Брауншвейгского от 25 июля 1792 года. Главнокомандующий войсками антифранцузской коалиции в предельно вызывающем тоне угрожал разрушить революционный Париж до основания и потопить революцию в крови. Прямым результатом этих угроз явилось восстание 10 августа, покончившее с монархией, а спустя полгода Людовик XVI положил голову под нож гильотины.