Ростислав Самбук: Буря на озере

И все же Малиновский догадался, что его отстраняют от главного. Насупился, но Шугалий не обратил на это внимания. Хотел встретиться с сестрой и сыном ветврача наедине - ему хотелось откровенного и непринужденного разговора, если такой разговор вообще может состояться с людьми, подавленными тяжкой утратой.

За проволочной свежепокрашенной сеткой, огораживавшей усадьбу, цвели георгины. Их было много; опираясь друг о друга, создали живую изгородь, ласкавшую взгляд буйством и неповторимостью красок.

От калитки к дому вела узкая бетонированная дорожка, обсаженная розами, и Шугалий удивился вкусу хозяев усадьбы - белые и красные розы создавали коридор, который можно увидеть разве что во сне.

А застекленную веранду оплели лианы, усеянные тысячами лиловых, розовых и белых цветов. Шугалий видел такое впервые в жизни, сперва даже не поверил, что такое чудо можно встретить на Полесье.

Капитан шагнул на высокое крыльцо, но вдруг заметил между клумбами женщину - она срезала гладиолусы и так увлеклась этим, что даже не заметила пришельца. Шугалий окликнул ее, она распрямилась и поправила цветастый платок. Женщина была высокой, стройной; она спрятала в карман фартука секатор, которым срезала цветы, прижала букет к груди и направилась по узенькой дорожке к крыльцу, даже не спросила, кто такой Шугалий и какое у него к ней дело.

Издали она показалась капитану молодой: шла легко, как девушка, но из-под платка выбилась седая прядь, а открытую загорелую шею прорезали неглубокие предательские морщины.

"Сестра Завгороднего", - догадался Шугалий и вежливо поздоровался.

Она удивленно подняла на него высокие, словно нарисованные, брови, похоже, хотела спросить, зачем этот незнакомец так бесцеремонно вторгся в усадьбу, но Шугалий опередил ее.

- Если не ошибаюсь, Олена Михайловна Завгородняя? - Женщина кивнула, и Шугалий продолжал: - Я из областного управления госбезопасности, капитан Шугалий, и если у вас есть время...

Женщина смотрела на него отчужденно, словно не понимая, зачем пришел к ним работник госбезопасности, но вдруг повела головой, пришла в себя и кивнула на дверь.

- Входите, - сказала она неожиданно низким, грудным голосом, как пропела, - на веранде вам будет удобнее, а я сейчас...

Она прошла мимо капитана, указала на легкое модное кресло, стоявшее у открытого окна, положила гладиолусы на стул рядом и исчезла за матовой, с узорами дверью.

Шугалий огляделся. Веранда длинная, застекленная от самого пола, сплошь занавешенная шторами с многоцветными фантастическими узорами. На стене, обшитой дубовыми панелями, несколько тарелок с персонажами гоголевских "Вечеров на хуторе близ Диканьки", широкий диван у противоположной стеклянной стены, а перед ним полированный стол.

Шугалий выглянул в окно. Под верандой цвели розы, за ними виднелось покрытое гуцульским покрывалом кресло-качалка, покрывало было примято, и толстая книга лежала прямо на траве. Видно, ее только что читали, потому что рядом стоял стакан с недопитым чаем, он еще не остыл, от него еле заметно шел пар.

Скрипнула дверь, Олена Михайловна вернулась.

Она сняла фартук; была в платье из такого же шелка, как и платок, и в туфлях на низком каблуке. Поставила гладиолусы в высокую, из толстого желтоватого стекла вазу и села на диван в глубине веранды, одернув на коленях коротковатое для ее возраста платье. Ничего не сказала, только выжидающе смотрела, и Шугалий увидел в ее глазах то ли тревогу, то ли глубоко спрятанный страх. Впрочем, он мог и ошибиться, женщина сидела довольно далеко от него, в темном углу, и лицо ее менялось от солнечных отблесков, пробивавшихся сквозь узорчатые шторы.

Капитан хотел, чтобы Олена Михайловна сидела рядом на стуле, но был в гостях и должен был довольствоваться, по крайней мере на первых порах, скромной ролью непрошеного гостя. И все же он передвинул кресло чуть правее, ближе к столу, коснулся темного, почти черного цветка, поласкал кончиками пальцев бархатный лепесток и спросил:

- Кажется, "туркана" ? - Когда-то и от кого-то слышал, что существует такой сорт темно-красных гладиолусов, этим, фактически, и исчерпывались его познания в цветоводстве, но был уверен, что такое неожиданное начало разговора ему только на пользу:

всегда стремился найти что-нибудь такое, что позволило бы преодолеть барьер отчужденности между незнакомыми людьми, а сестра Завгороднего, безусловно, любила цветы. Действительно, Олена Михайловна удивленно блеснула на него глазами и возразила: