Сергей Сартаков: Свинцовый монумент

Но ее никто не понял, кроме него...

...Они и не стремились снова и побыстрее где-то встретиться наедине. Достаточно было коротких взглядов издали, достаточно было нескольких слов, сказанных открыто, при всех, но имеющих для обоих совершенно особое значение. Тот солнечный день продолжался, и тот теплый ветер все обвевал их лица. И, лежа ночью в сонном забытьи на подстилке из пихтовых лапок, он ощущал себя блаженствующим в примятом белоголовнике. И Даша была рядом с ним. Он гладил ее волосы, трогал маленький шрамик на левой брови.

Откуда у нее этот шрамик? Он знал, что теперь Дашин портрет, живой, как никакой другой, им будет написан. Эта радостно-удивленная улыбка Даши и этот маленький шрамик на левой брови, на милом, милом лице. И знал еще твердо, что никогда и никакого сватовства Широколапа к Даше не было. И не будет. Даша - жена Широколапа! Эту нелепую мысль ему подсказывала ревность. Давняя, с тех самых пор, когда он впервые увидел Дашу. И кажущееся покорное подчинение Даши Герману Петровичу - это тоже плод раненного ревностью воображения. Как он не мог понять этого раньше! Даша приходила в замешательство не от навязчивости Широколапа, а от смятенного чувства ожидания, когда же он, Андрей Путинцев, ей скажет: "Люблю".

...Утром начались сборы. Вертолет прибыл со значительным опозданием, и Герман Петрович сделал выговор пилоту. Дескать, до наступления темноты теперь они на Зептукее не успеют разбить палатки. Пилот сердито огрызнулся:

"Скажите спасибо, что хоть так прилетел. В сорок шестом квадрате тайга горит, вся наша авиация там работает. Я вас закину и сам сразу туда".

"А для нас на Зептукее этот пожар не опасен?" - спросила Серафима Степановна.

Пилот смерил ее презрительным взглядом.

"Свой огонь в тайгу не запустите, - сказал он. - А от этого пожара не сгорите. Погасим".

Но когда вертолет взмыл вверх, все увидели к востоку от Огды, километрах в сорока, громадные рыжие клубы дыма. Пилот жестами показал, как некий бездельник чиркал там спички, закуривая, и швырял их куда попало. Погрозил Герману Петровичу пальцем: "Смотри, ты в этой группе начальник".

"Андрей Арсентьевич, ну что за красота? В жизни я не видела ничего прекраснее, - проговорила Даша, приблизив свои губы прямо к его уху. Почему я такая счастливая?"

Даша оказалась с ним рядом.

Он благодарно стиснул ей руку, снова удивляясь, какая она маленькая, эта рука, эти мягкие, тонкие пальцы.

А под вертолетом проплывала зеленая-зеленая тайга, вся в морщинах извилистых падей и распадков, в нагромождении скальных перевалов и мерцающих под солнцем ручьев. Только поодаль сурово синел почти прямой широкой линией Ерманчет. И за ним, совсем далеко, еще один очаг лесного пожара.

"И вот жгут такую красоту, Дашенька, - с болью ответил он ей. - Почему люди этого не понимают? Ведь это все равно что убить человека".

Даша понимающе кивнула. Спросила:

"А что это за речка? Какая красивая долина!"

"А это уже Зептукей. Он красив, но и опасен. Потому что эта чистая зеленая долина - обман, зыбучее болото. К самому Зептукею подойти может только человек, знающий там каждую кочку. - И стал показывать пальцем на островерхую сопку. - Вот где-нибудь там мы и сядем. Видите, дальше, сверху и донизу, гряда камней, скалистых утесов? За этой стеной я ни разу еще не бывал. Для меня тяжело. Потом, возможно, схожу когда-нибудь. А вот по этому крутому склону к Зептукею такие малинники, такие малинники! Слов не найду. Только там такая сладкая ягода... Единственная по вкусу малина во всей Ерманчетской тайге".

Вертолет боком-боком пошел на посадку, выбирая хотя бы маленькую полянку среди кедров и елей.

Ах, зачем он тогда сказал Даше похвальные слова об этой вкусной малине!

И почему он не успел сказать: "Как я люблю вас, Дашенька! Будьте моей женой"?

11

Теперь Андрей Арсентьевич стоял у каменной стены и оглядывал ее неприступные скальные твердыни, вблизи которых высились хаотические нагромождения из сорвавшихся сверху огромных, уже обомшелых глыб, между которыми лежали стволы деревьев, торчали трухлявые пни со следами топора, а каждую свободную от камней пядь земли затопляли сосновый молодняк и крупнолистый ольховник.

Невозможно было даже и предположить, чтобы Даша каким-то образом могла оказаться здесь и тем более обойти по болоту эту каменную преграду. И все-таки Андрей Арсентьевич снова и снова несколько раз прокричал ее имя. Выстрелил вверх. Еле слышно донесся с вершины сопки, пожалуй, чуть ли не с обратного ее склона, такой же одиночный выстрел.