Сергей Сартаков - Журавли улетают на юг

- Ты, Ирина, посмотри, пока видно еще, а я полежу. Может, отступит. Север, язви его, как начнешь в низовья спускаться, давит сердце...

Дул сильный низовой ветер - значит, тумана не будет. Евсей Маркелыч надеялся сделать за ночь километров двадцать - тридцать. Но легче ему не стало, и он, походив немного, повалился опять на постель.

- Кидайте якорь, - сказал вздыхая, - делать нечего.

Ныряя в прозрачной ряби мелких облаков, высоко над землей катилась туча. Бледные лучи перебегали по неспокойной поверхности Енисея. Ширина реки здесь казалась непостижимо большой; будто низкие тени, лежали берега. И, как ворота в неизвестность, далеко впереди поднимались два утеса. Похоже было, что там кончалась река.

- Плесо здесь прямое, - возразил лоцману Александр. - Мне кажется, что посредине реки и мелей быть не должно. Зачем бросать якорь, Евсей Маркелыч? Давайте поплывем.

- Ирина и так весь день на вахте, - с трудом выговорил Евсей Маркелыч.

- Я могу постоять, - решительно сказал Александр.

Евсей Маркелыч прикрыл ладонью глаза и замолчал, то ли припоминая, куда повернет за утесом Енисей, то ли обдумывая, как можно доверить Александру ночную лоцманскую вахту, когда на реке гуляет ветер и за поворотом станет давить плот к берегу. Не спокойней ли бросить якорь? Говорят: тише едешь дальше будешь... Будешь ли?.. Александр к реке начинает хорошо привыкать, берется за дело все смелее...

- Становись, - сказал он. - Если что, придешь спросишь.

- Я не устала, - вмешалась Ирина Даниловна. - Хотите - так я могу и еще постоять.

- Нет, куда же тебе. Или так разве: стойте оба, - махнул рукой Евсей Маркелыч. - У тебя, парень, смелости больше, а Ирина, как-никак, слив воды понимает лучше твоего.

Варя собиралась с Александром нести очередную вахту. Теперь он реже бывал на реях, все чаще становился с лоцманом на гулянку. Услышав решение отца, она закусила губу. Сразу пустынной и холодной показалась ей ночь.

Взяв себе Полю в напарницы и уйдя с ней в корму, Варя глаз не сводила с гулянки, где рядом стояла Ирина Даниловна с Александром. В неверном свете луны гулянка представлялась тонким черным силуэтом на сумрачном небе. В путаной игре теней и света с трудом можно было понять, что на гулянке два человека, и только. Но Варе сегодня казалось, что она различает каждое движение, каждый жест Александра и даже слышит его слова.

Слезы навернулись у Вари на глаза. Сегодня ей почему-то особенно сильно хотелось быть вместе с Александром, поговорить с ним... Ирина Даниловна и одна бы могла постоять на гулянке. Стояла же она раньше одна... А эта Поля сейчас болтает, болтает... Ну чего она говорит? Кому интересно?..

- Поди проверь рунталь! - закричала она на Полю. - Ветром раскачает рею - развяжется.

Поля беспечно отмахнулась:

- Не развяжется! А развяжется - никуда не уйдет.

- А я тебе говорю: посмотри! - строго повторила Варя.

Поля и с места не двинулась.

Тогда Варя пошла к рее сама. Проверила узел. Все было в порядке. Но она не вернулась к Поле, села на бревно и снова стала глядеть на силуэт гулянки.

Поля натаскала щепок, разожгла костер. Дрожа, поднялось легкое пламя и сразу, как пологом, задернуло все, что находилось поодаль.

С гулянки ночью река казалась бугристой. Словно чудом каким держался плот на середине, не скатываясь к берегу. И только потому, что нельзя было понять, в какую сторону он должен скатиться, Александр удерживался от соблазна закричать: "Эй, вахта, реи отдай!.."

Ирина Даниловна смотрела на реку спокойно. Плот хорошо держался фарватера. Здесь ветер бил прямо в лоб ему, и до самого поворота - часа два или три - отдавать реи не требовалось.

Александр стоял рядом с Ириной Даниловной, облокотясь на перила. От брусьев пахло свежей еловой смолой, и это ему сразу напомнило ночь, когда они вместе с Ириной Даниловной ездили на берег за корьем, припомнился их разговор на реке.

Александр видел, как в корму плота прошла Варя. Догоняя ее, по бревнам запрыгала Поля. Вот она что-то говорит и громко хохочет. Засмеялась и Варя. Пойти бы к ним...

Ирина Даниловна тихо сказала:

- Эх, Васятка, где ты, мой сыночек?

И задумчиво подперла щеку рукой.

Александр с точностью до отдельного слова вдруг вспомнил одно место из письма матери (всегда любившей немного пофилософствовать), присланного ему когда-то на фронт:

"Саша, ты встретишь на жизненном пути многое. Настоящую, хорошую дружбу товарищей. Это будет высокое, светлое чувство. И оно тебе покажется всем. Пусть так, не спорю. Но никогда, никогда не забывай своей матери. Никто так не любит, как мать. И любовь матери, Саша, никто и никогда не заменит. Она дается каждому вместе с жизнью, однажды. Дорожи ею. Люби свою мать!"