Лоран Тейс - История Франции. Том 2. Наследие Каролингов

Перераспределение полномочий, изменение идеологии, таково двойное движение, происходящее после исчезновения императорского великолепия в обществе X века. Исследуя это движение, не будем забывать о том, что неизменным и потому весомым оставалось еще очень многое — прежде всего, сила инерции, которая, как обычно, и одержала победу.

Столь успешное восшествие на престол Гуго и передача им королевской власти своему сыну Роберту были достаточно понятными. Отважимся на тройственное истолкование, где одно не исключает другого, начиная с согласия императора. Гуго пришел к власти, потому что он прежде всего был менее богат, чем его отец Гуго Великий около 950 года, и потому он выглядел более удобным для равных ему лиц; затем, он привлек на свою сторону восходящую силу, каковой являлось возрождение, хотя еще и частичное. Церкви, и особенно монастырской жизни; наконец, приход к власти Капетингов был связан с интеллектуальным движением, изменениями представлений о мире, обществе и самой королевской власти, выражаемыми в новых понятиях. Рассмотрим перечисленные три направления более подробно.

Суть понятия об Общественной власти и ее осуществление на практике на протяжении всего X века и в самом его конце оставались неизменными. Король служил ее символом и, как мы помним, ее источником. Но число тех, кто получил ее, чаще всего по наследству, и использовал ее, все увеличивалось. Знаки, как в общественном пейзаже, так и в текстах, все умножались в связи с этим раздроблением власти, способностью управлять и наказывать, с ее обращением и разделением между многими: так башни и крепостные стены в городе все возводятся и обновляются, и, что еще удивительнее, в деревне тоже. Так различные персонажи хроник и грамот занимают все больше места, будучи одновременно зависимыми друг от друга и обособленными друг от друга. Все это приметы второй трети X века. Документы, и архивные, и археологические, остаются обрывочными и недостоверными, то и дело вводя нас в заблуждение. Факты и наше знание о них сильно меняются в зависимости от географического положения. И в словах, и в событиях обнаруживается колебание, или «прорастание», как говорят хорошие историки. Итак, последнее методологическое замечание: не следует переносить на X век то, что мы твердо знаем о XI и особенно XII веке: замки, сеньоры, рыцари, вилланы, демографический подъем, рост деревень, интенсивная распашка новых земель, строительство церквей, открывающихся в изобилии, — короче говоря, гигантский подъем средневекового Запада. И часто пишут, что X век не мог столь динамично развиваться без предпосылок, заложенных еще в X веке. А если наоборот, XI век, особенно в его второй половине, кажется столь блестящим и успешным только по контрасту с X веком, еще малоподвижным и смутным? Историографические дискуссии по этому поводу вновь разгорелись несколько лет назад. X век снова входит в моду: почему бы и нет, если он способен побудить к новым исследованиям? Наиболее свежие из них, как, например, труд К. Лорансон-Роза об Оверни, вряд ли заставят восторгаться этой эпохой. На самом деле изучение истории раннего средневековья в соответствии с разделением на века лишено всякого смысла. X века просто не существует. В Провансе около 1000 года еще не до конца исчерпала себя античность. А во Фландрии того же периода было уже близко повое время. На полдороге, в Маконнэ, Ги Буа не колеблясь отмечает революцию в действии. Почти повсюду привлекает внимание приспособление старого и еще прочного порядка к новым формирующимся реалиям, пусть локальным, разрозненным и прерывистым.

Вот, в начале X века, Фулк Рыжий. Это небезызвестная персона. Он, несомненно, был прямым потомком Адаларда, всемогущего сенешаля Людовика Благочестивого. С согласия и под контролем маркиза Роберта Нейстрийского Карл Простоватый назначил его виконтом Анжера, где сам Роберт был графом. Но маркиз, управляя огромным княжеством, выполняя определенные функции при королевском дворе, был не в состоянии справляться еще и с графскими обязанностями, поэтому виконт и заменил его в этом. Фулк расширил свои владения, в частности со стороны Лош. Как светский аббат, он обладал монастырями Сент-Обен и Сен-Лезен, являвшимися графским достоянием. Не хватало только титула графа, который уравнял бы его с цветом аристократии, с его собственным сеньором Гуго Великим. В 920 году, затем в 929 году он пытается получить этот титул, судя по сохранившейся грамоте. Однако Гуго жалует ему лишь титул виконта, и только. Лишь незадолго до своей смерти в 942 году Фулк Рыжий становится графом с позволения Гуго, который сам сделался герцогом франков. Его сын Фулк Добрый, унаследовав от отца все титулы и богатства, уже носил титул графа. В 966 году его внук Жоффруа Гризегонель именуется «графом Анжуйским Божией милостью и щедростью моего господина Гуго». Бог, долгое время занятый исключительно королями, узаконивает теперь и графскую власть. И наряду с таким дарителем Гуго Канет, при всей его щедрости, отступает на задний план. Действительно, в октябре 989 года правнук Фулка Рыжего Фулк Нерра провозглашает себя «графом Анжуйским Божией милостью» — и только ею одной. Если бы он признал себя вассалом короля Гуго, он больше уже не имел бы своих полномочий. С этой минуты его богатство и политический вес сравнялись с королевскими. Когда он два года тому назад стал преемником своего отца Жоффруа, то его новоиспеченный сеньор и король ничего не знал об этом, и даже не подозревал о подобных вещах. Поэтому отношения между герцогом, затем королем франков, и графами Анжуйскими были в общем прекрасными. Граф Анжуйский, утвердив свое влияние в Нанте, владел также Туаром и Лудёном, захваченными у Гийома Аквитанского. В Анжере он сам назначил виконтом Рено Тюрингского. За пределами родовых поместий династия продвигает своих пешек. Брат Фулка Доброго Ги становится епископом Суассона, а брат Жоффруа Гризегонеля, тоже именуемый Ги, потому что он, как и его дядя, был призван стать епископом, получил-таки епископство Пюи.