Александр Щипков - Во что верит Россия; Религиозные процессы в постперестроечной России

И одно из главных, можно сказать, "революционных" отличий старообрядческого образа "Святой Руси" от представлений православного большинства заключается в принципиальном антиэтатизме, десакрализации светской власти, которая встала на сторону никониан и подвергала жестоким репрессиям ревнителей древнего благочестия. Монарх перестал быть для них помазанником Божьим, от средневекового пиетета перед властью не осталось и следа.

Логическим продолжением диссидентства церковного стало диссидентство гражданское, с весьма широким диапазоном -- от критического отношения к властям до полного отрицания государственных институтов. Принципиальные различия в старообрядческом нонконформизме объясняются разными ответами на один кардинальный для определения отношения к миру вопрос: исчезла ли из мира благодать из-за того, что вся церковная иерархия впала в ересь, или же иерархия, а, следовательно, и Церковь могут быть восстановлены, а вместе с ними в мир вернется и благодать? (То, что без Церкви благодати быть не может, не подвергалось сомнению.) Отвечая на этот вопрос, старообрядцы разделились на два основных течения.

Одни (в наиболее чистом виде немногочисленные беспоповские согласия: странники, бегуны) принципиально отрицают возможность возрождения священства и считают, что благодать навсегда исчезла из мира. Общее староверческое представление о том, что со времен Никона начался век Антихриста, у некоторых наиболее радикальных представителей было доведено до предела: они учили, что Антихрист уже телесно царствует в мире. При этом воплощением Антихриста объявлялись не только царь и господствующая Церковь, но и все законы и установления правительства, налоги, армия, деньги, паспорта, семья. Учение о телесном царстве Антихриста способствовало утверждению бродяжничества и скрытничества как наиболее благочестивого образа жизни, позволяющего избежать любых форм зависимости и подневольности.

"Непокорившимся быть антихристу повелено", "спасется лишь не покорившийся мучителю до самого судного дня" -- эти старообрядческие заветы для крайних радикалов означали: ни в чем не повиноваться живому Антихристу -- всероссийскому императору (а после 1917 г. -- генеральному секретарю). Этих крайних взглядов и в XIX, и в XX в. придерживалось незначительное меньшинство староверов, однако крайняя позиция отражает общее направление старообрядческих взглядов на власть. Да и сейчас, верные заветам отцов, некоторые представители беспоповцев в глухих заволжских лесах и сибирской тайге предпочитают обходиться без паспортов, пенсий и прописки. Среди радикалов возникли легенды, позднее ставшие общестарообрядческим фольклором, о сохранившихся неведомых благочестивых краях: Беловодье, граде Китеже, где "благоутишное пристанище и совершенное духовное смиренное житие". И убегая от мира в сокровенный град Китеж, праведный человек "духовно подобен убегающему от вавилонской блудницы, темной и скверной, -- мира сего, как Св. Иоанн Богослов в книге своей "Откровение", написанной о последнем времени, говорит: "Жена, сидящая на звере семиглавом, нагая и бесстыдная; в руках же своих держит чашу, полную всякой скверны и смрада. И подает ее живущим в мире и любящим ее, в первую очередь, патриархам, царям, князьям, воеводам и всяким власть имеющим".

Более респектабельные и конформистски настроенные слои старообрядчества, не верившие, что благодать исчезла из мира окончательно, не считали царя антихристом и исполняли законы (за исключением тех, которые были направлены против их веры). Однако в их отношении к власти не было ни капли раболепства, они были сторонниками законности -- и только. Репрессии и дискриминация не давали им забыть, что их "Святая Русь" не имеет ничего общего с уваровской триадой "православие, самодержавие, народность". Возможность моления за царя даже для конформистски настроенных согласий была очень больным вопросом. Окружное послание 1862 г. Духовного совета рогожских старообрядцев, призывавшее, среди прочего, молиться за царя, вызвало такое возмущение, что само же руководство Белокриницкой Церкви было вынуждено вскоре запретить его распространение; поморцы ввели моление за царя только в 1909 г., после указа о веротерпимости.

Неприязнь к власти, преследующей ревнителей древнего благочестия, переросла в критическое отношение к власти вообще. Старообрядцы всем сердцем любят древнюю Русь, ее святых подвижников, ее благочестивый народ. Но вот парадокс: у них нет культа благочестивых царей.