- Что это? - тревожно спросил он.
- А вот этого матери знать не надо, - тоном, не допускающим возражений, произнес Теймур. - От последнего ранения я потерял много крови. Теперь мне иногда бывает плохо. Утром сошел с поезда, голова закружилась - и я трахнулся об асфальт.
- Каким поездом ты приехал?
- Да сейчас и расписания толкового нет! - попробовал отговориться Теймур. - Я и номер поезда не помню.
- Постой, постой, а где твои вещи?
- Да так, понимаешь, получилось несуразно. Меня прямо с позиций отправили в Грозный, а в тамошнем госпитале я пролежал всего один день. Ночью привезли много тяжелораненых. Немцы где-то прорвались, что ли... Ну, привезли тяжелораненых, а нас, кто мог сам ходить, отправили по домам. Вещмешок мой, когда меня ранило, остался у дружка из Ростова. Жив будет пришлет.
Сеймур весело шлепнул брата по мокрому плечу:
- Сам пришел - и ладно. Остальное - ерунда.
Он помог брату обтереться, провел его в комнату и предложил свое белье, но оно оказалось тесным Теймуру. Тогда Сеймур отпер сундук. Теймур прежде терпеть не мог запаха нафталина, но теперь из сундука на него повеяло детством, чем-то незабываемым, родным. Сеймур вынул вещи отца и заставил его одеться.
- Так почему же мать не пускает тебя в очередь за хлебом? - спросил Теймур, любовно вглядываясь в тонкие черты младшего брата.
- Она говорит, что в очереди одни женщины и мне там не место.
Теймур расхохотался, смех отдался болью в затылке, но он уже не мог сдержаться.
- Давно ли тебя дразнили девчонкой, а теперь в женскую очередь не пускают!
Сеймур тоже засмеялся, на щеках его появились девичьи ямочки. В это время снаружи донесся слабый вскрик, похожий на стон:
- Сынок, Теймур!
Теймур выбежал во двор.
- Мама!
- Вернулся! Пришел! А я и не верила, дождусь ли!... - всхлипывала старая Джаваир. Это было непохоже на нее - обычно и печаль, и радость она таила глубоко в сердце, выражая их сдержанно и немногословно... Теймур слегка отстранил мать.
- Ты нисколько не изменилась, мама!
- А ты ростом выше стал, в плечах раздался.
И вдруг спохватилась:
- Почему ты обнимаешь меня одной рукой, сынок?
Теймур, улыбаясь, глянул в поблекшее лицо матери, поправил седую прядку, выбившуюся у нее из-под косынки.
- Давай договоримся, мать, как мужчина с мужчиной. На моей голове не убавилось ни одного волоска. Правую руку я слегка вывихнул. Если ты из-за этой пустяковины станешь расстраиваться - я не рад буду, что приехал...
Джаваир сквозь слезы смотрела на сына. Дрожашей рукой она поглаживала шершавые от гипса бинты.
- Не бойся, мама, вот видишь, действует. - Теймур пошевелил пальцами.
- А разве на вывихнутые руки кладут гипс?
- Да у врачей ведь ничего не разберешь! Одни говорят так, другие наоборот. Сказали, локоть сместился, я говорю: осторожность - украшение храбреца. Наложите гипс, если нужно...
Джаваир спрятала голову на груди у сына.
- Ну, мать, так не пойдет, мы же договорилась...
Вдруг Джаваир отпрянула от него.
- Пусть сам бог покарает их! Проклятые... изверги!
"Да, хорошо, что мать, идя за хлебом, не прошла по тупику, где я лежал пластом!" - подумал Теймур,
Они вошли в дом. Джаваир после первой вспышка радости почему-то больше не подходила к сыну. Она будто боялась, что стоит ей приблизиться к нему и окажется, все только что происшедшее - сон. Наконец, она решилась поцеловать его в лоб, в щеки, и ушла хлопотать во двор. То и дело оттуда доносилось: "сыночек мой, мальчик мой, кровинка моя".
К вечеру состояние Теймура неожиданно ухудшилось, у него началась рвота, он потерял сознание. Сеймур сбегал к телефону-автомату, вызвал "скорую помощь". Врач, осмотрев Теймура, вышел в переднюю, где его ждал растерянный Сеймур.
- У больного сотрясение мозга, - не дожидаясь расспросов, хмуро сказал врач. - Должен предупредить: состояние тяжелое. Надо вылежать минимум пять-шесть месяцев.
Джаваир не согласилась отдать сына в госпиталь. Бедная мать, забыв о собственном недуге, испуганной птицей кружилась над больным сыном.
II
Теймур метался, бредил.
Вот отец взял его за руку. - Пойдем, сынок, в баню, сегодня "мужской день".
Квартальную баню прибрал к рукам неудачливый "потомок пророка" Гаджи Сеид Кязим. Баня была ветхая, стены в трещинах, крыша, покрытая неровными слоями кира, поросла мхом и травой. Когда над низкими грязно-желтыми дверями вывешивался зеленый флаг, вся округа знала: сегодня - "женский день". А белый флаг над дверями означал, что баня на сегодня принадлежит мужчинам. Гаджи Сеид Кязим гордился своей выдумкой и повел дело так, что было непонятно, кому принадлежит банька - ему или государству. Но через несколько лет на углу Советской и Первомайской построили большую, красивую баню. Померкло заведение Гаджи Сеид Кязима, изменило ему счастье.
Читать дальше