Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Если бы Петербург попросил вас обождать с восстанием, начать его одновременно с русскими, вы бы согласились?

- Нет. Мы сами отвечаем за поступки своего народа.

- Товарищ Бомба, не надо нам этот разговор продолжать, а? Не знаю, как вы, а я после таких разговоров плохо сплю. А мне завтра работать.

Бомба кашлянул, прикрыл глаза ладонью, сказал тихо:

- Товарищ Юзеф, наша партия готова взять на себя ответственность за акт против Попова...

- А это здесь при чем?!

- При том, что русские эсдеки отвергают террор, а вы посмели ослушаться своих руководителей... Мы готовы принять на себя ответственность - мы не боимся террора, а вы отложите объединение... Если восстание закончится неудачей, мы снимем свою просьбу - объединяйтесь... Мы думаем о вас, о вашей чести, товарищ Юзеф, ведь вы же поляк...

- Фу, черт! - Дзержинский не сдержался. - Хватит вам! Это тяжко слушать! И потом, мы не нуждаемся ни в каком оправдании с Поповым.

- Нуждаетесь, товарищ Юзеф, - Бомба говорил тягуче, спокойно, по-прежнему не открывая глаз, будто проповедник. - Вы отступили от вашей доктрины.

- Вы не знаете нашей доктрины. Мы были и будем против террора, но мы стояли и станем в будущем выступать за борьбу - в том числе партизанскую против врага. Особенно против такого врага, который занес руку над организацией!

- Пресса представит этот акт совершенно иначе, товарищ Юзеф. Вас будут обливать грязью.

- Вы полагаете, мы этого убоимся? Разве раньше наши лики расписывали на стенах костелов?! До сей поры наши имена прославляли газеты?! Ваше предложение носит характер торгашеской сделки, товарищ Бомба!

- Вы верно определили суть, товарищ Юзеф. Я предлагаю сделку. Но я не согласен с определением сделки. Это не есть торгашество. Я рисковал жизнью, лез через границу, чтобы приехать сюда, я рисковал, занимаясь Глазовым, чтобы сообщить вам об опасности. Я рискую своим именем, потому что я не оговорил условия нашего собеседования, и вы сможете обернуть против меня ваши аргументы в "Штандаре". Я иду на этот риск не как торгаш, а как поляк: остановитесь, товарищ Юзеф! Удержите поляков от унизительного подчинения русским! Останьтесь поляком, товарищ Юзеф! Останьтесь поляком!

- Чтобы остаться поляком, - ответил Дзержинский, - я должен всегда быть вместе с русскими, товарищ Бомба.

"Варшава. Редакция "Червоного штандара".

Дорогие товарищи!

Поздравляю вас с объединением! Наша партия вошла в РСДРП! Когда вернусь расскажу все подробно. Вернусь, впрочем, осенью - не раньше, поскольку введен в ЦО РСДРП ч поэтому теперь придется поработать в Петербурге. Адрес для связи пришлю с Адольфом и Ганецким.

Ваш Юзеф.

Прилагаю текст речи Адольфа,

"Варшавский. - Позвольте мне сказать несколько слов о значении, которое мы придаем настоящему акту. То, что мы теперь здесь сделали, есть чистейшая формальность, ибо на самом деле, а не на фразах, мы были до сих пор в одном лагере и вели одну общую борьбу. Это до такой степени верно, что никто из рабочих в нашем крае не сомневался, что мы всегда составляли и составляем часть Российской партии. Мы всегда чувствовали себя как часть общерусского рабочего класса, как часть единой армии. Мы всегда помнили и будем помнить выступление петербургского пролетариата в защиту пролетариата Польши по поводу безобразий, которые делались у нас, по поводу военного положения. Это показывало, что разъединить революционную борьбу Польши и России на две части, на польскую и русскую, как этого кое-кто котел, натравить нацию русскую на польскую оказалось невозможным. Выступления русского пролетариата доказывали, что русские рабочие считали себя в одном лагере, так же, как считали мы, поляки. Это и фиксирует тот договор, который мы только что заключили.

Ленин. - Я думаю, что выражу этим волю всего съезда, если заявлю от имени Российской социал-демократии приветствие новым членам ее и пожелание, чтобы это объединение послужило наилучшим залогом дальнейшей успешной борьбы".

"Министру Шутте

Господин министр!

Г-н Кжечковскнй, - после того, как мои друзья проинформировали его о в е р о я т и я х, - позвонил мне, и мы встретились вчера вечером в 21.30.

Г-н Кжечковский (подлинное его имя Феликс, фамилия Дзержинский, польский барон, перешедший на сторону революционеров, разыскивается полицией, причислен к разряду "особо опасных преступников" Империи) вручил мне копию допроса полковника полиции г-на Игоря В. Попова, пояснив, что текст написан г-ном Поповым собственноручно. В случае возникновения сомнений в подлинности документа, г-н Кжечковский-Дзерживский обещал предоставить в распоряжение графологических экспертов Королевского Суда письма того же г-на Попова к его жертве, актрисе, г-же Микульской.