- Боже мой, - тихо сказала Гуровская, - зачем я вам лгу? Товарищи, я должна сказать правду...
Дзержинский почувствовал, как страшное напряжение в теле сменилось расслабленным ощущением усталости.
- Я очень ждал этого.
- Да, я открою вам правду, - продолжала Гуровская, не услыхав, видимо, Дзержинского, потому что сказал он очень тихо, скорее для себя. - Неверное понимание корпоративности толкнуло меня на ложь. Я знаю, в каких стесненных финансовых обстоятельствах живет руководитель партии, товарищ Люксембург, Юзеф, все вы. А мой друг Владимир Ноттен... Нет, нет, не он, а я заключила договор с издательством "Розен унд Шварц" на публикацию его книги "Рассказы о горе". Я получила деньги. Я... Мне стыдно сказать про это. Я всегда жила в нищете... Мне захотелось хоть месяц позволить себе... Я понимаю, что вы вправе теперь лишить меня своего доверия, я понимаю, что...
- Значит, никакой "страсти" у вас не было? - потухшим голосом спросил Дзержинский; все то время, пока Гуровская говорила, он ж д а л правды.
- Была и есть - Влодек Ноттен.
- Почему он спокойно работает у вас на гектографе, а ряд других типографий провалены?
- Вы не вправе оскорблять Ноттена подозрением, Юзеф! Его статьи и поэмы зовут к революции! - ответила Гуровская.
Дзержинский поднялся, отошел в угол - там, на столике, был графин с водой.
- Где расположено издательство "Розен унд Шварц"? - спросил один из собравшихся.
- Нибелунгенштрассе, восемь. Если хотите, можно сходить к господину Герберту Розену.
Сидевший в углу стола - быстрый, резкий, с подвижным лицом - попросил:
- Опишите дом, в котором помещается издательство.
- Серый, кажется, трехэтажный. На втором этаже, третья дверь налево.
- Что на столе Розена бросилось вам в глаза?
- Я не помню... Ничего не бросилось. Какая-то фарфоровая лампа... Очень большие ножницы.
- Розен вас угощал чем-нибудь?
- Нет. Он предложил кофе - я отказалась.
- Где вы сидели?
- Я? Напротив него.
- В кресле? - продолжал ставить резкие, глотающие вопросы быстрый человек, громыхавший от нетерпенья карандашами, зажатыми в кулаке.
- Кажется... Не помню. Или на стуле.
- Стул с резьбой?
Дзержинский нагнулся к Люксембург и спросил недоуменно:
- Зачем это надо Карлу?
Та шепнула:
- Он знаком с директором издательства Розеном.
Гуровская быстро глянула на переговаривавшихся Люксембург и Дзержинского, стараясь понять, о чем они, не поняла и снова обернулась к допрашивавшему ее:
- Кажется, да. Я не помню...
- Какие кольца на пальцах Розена?
- Я не обратила внимания.
- Цвет костюма?
- Серый. В мелкую голубую клеточку...
Дзержинский не выдержал:
- Карл, не надо обращать наш разговор в судебные словопрения! Здесь нет прокуроров и присяжных поверенных!
Гуровская потянулась к Дзержинскому, в глазах ее зажглась надежда:
- Давайте позвоним сейчас к Розену. Он подтвердит!
Дзержинский обернулся:
- А полковник Шевяков подтвердит, если к нему позвоним?
Гуровская, побледнев, словно мел, встала. Отступив от стола, она прижалась к стене.
- О чем вы?! - взгляд ее метнулся к двери, возле которой сидел высокий парень, видно рабочий, - руки у него были тяжелые, с черными закраинами у ногтей. - Кто такой Шевяков?!
Гуровская хотела вжаться в стену, глаза ее бегали по лицам собравшихся затравленно, но видела она отчетливо только большие руки парня, сидевшего у двери, с черными заусеницами вокруг ногтей.
- Послушайте, - сказал Дзержинский, - мы знаем больше, чем вы думаете. Мы бы не посмели унизить ни себя, ни вас этим разговором. Мы готовы выслушать правду: если вы честно, искренне расскажете, что знаете о подполковнике Глазове, каким образом и на чем склонил вас к сотрудничеству Шевяков, кого вы ему о т д а л и, или, - угадав протестующий жест Гуровской, - вы ограничивались лишь дачей данных о нашей работе, мы не будем созывать партийный суд.
- Возможно, мы попросим вас и дальше продолжать работу в охране, - сказал Карл, - но уже в интересах партии...
- Я возражаю, - немедленно повернулся к нему Дзержинский. - Я не хочу, чтобы у Гуровской были ненужные иллюзии. Я возражаю!
- Послушаем, что скажет Гуровская, - предложила Люксембург.
- Это какой-то бред, товарищи, - Гуровская по-прежнему стояла у стены, да о чем вы все?! Я же объяснила, откуда деньги, я назвала вам Розена, его адрес; он готов подтвердить мою правоту. Я получила от него семьсот марок соблаговолите выяснить это! Да, я виновата в том, что не сообщила о таком гонораре, да, я была обязана внести часть денег в партийную кассу, да, я была обязана...
Читать дальше