Сергей Марков - Земной круг

Возможно, когда-нибудь из тайников Ватикана и хранилищ Генуи будет извлечен и опубликован договор Мамая с крымскими итальянцами. Не простое дело — заключить военный союз с иностранной державой. На слово верить друг другу было нельзя. Генуэзцы могли требовать от Мамая торговых преимуществ, которые должен был предоставить им «московский хан» после того, как он вступит в ворота Кремля.

Как ко всему этому относился Ватикан, издавна мечтавший о духовном подчинении Руси?

Где смогли достать консулы Каффы и Судака отряд генуэзской пехоты? Гарнизоны крепостей в Крыму состояли из двух десятков солдат, барабанщика и трубача да еще нескольких конных полицейских — аргузиев, закутанных в длинные плащи.

Отдать всех этих людей Мамаю не имело смысла. Остается предположить, что каффинцы объявили сбор добровольцев для битв под косматыми знаменами Мамая или даже вызвали арбалетчиков из самой Генуи.

Мамай, собираясь в поход, между делом убил ненадежного «Мамет-Салтана» — Мухаммед-Буляка вместе со всеми преданными ему людьми, а ханом провозгласил Тулук-бека. Тулук-бек был совершенно ничтожной личностью и признавался, что живет «Мамаевой дядиной мыслию».

Вместе с этим недоумком Мамай сидел на вершине кургана и смотрел из своего шатра, как из пыльной степи к его ставке со всех сторон подходят конные и пешие отряды.

Но вот заблестели шлемы и металлические самострелы: со стороны Дона двигалась генуэзская пехота…

Когда венецианские братья Поло в первый раз шли на Восток, к ним присоединился попутчик — итальянский купец Дудже. Он прошел с ними от Судака до Сарая, пробыл там некоторое время, а затем отправился на Русь, всего вернее — во Владимир-на-Клязьме.

Неизвестно, в тот ли приезд он навсегда связал свою судьбу с русским народом, только вскоре Дудже превратился в Тютчева и дал начало той русской фамилии, к которой впоследствии принадлежал замечательный поэт Федор Тютчев, воспевший в 1850 году «тень от львиного крыла».

Накануне Куликовской битвы великий князь Дмитрий Иоаннович призвал к себе «избранного своего слугу, довольна смыслом Захария Тютчева». Дав ему двух толмачей «половецкого» языка, великий князь приказал своему любимцу ехать к Мамаю с дарами: может быть, Мамай, получив золото из рук Тютчева, оставит Москву в покое?!

Верный Тютчев двинулся в путь и в Рязанской земле узнал, что князь Олег уже встал под Мамаевы бунчуки.

«…Уже поганые татарове на поля наши наступают, а вотчину нашу у нас отнимают, стоят между Доном и Днепром, на реце на Мече» — так сказано в «Задонщиие» о движении Мамаевых полчищ.

И Меча здесь названа вовсе не случайно, а для того, чтобы современник вспомнил, как русские воины громили Бегича на Воже, в которую впадает Меча. Древний писатель намеренно ставит в один ряд собственно Мечу и Красивую Мечу — светлые реки Рязанской земли. Он упоминает еще реку. Тихую Сосну, на юге от Красивой Мечи. Таи побывали дозоры Дмитрия Иоанновнча задолго до Куликовской битвы.

Участник великого сражения на поле между Непрядвой и Доном, вещий князь, воевода Дмитрий Боброк-Волынский, слышавший чутким ухом плач Донской земли, прославил свой меч победой над Волжским Булгаром еще за четыре года до Куликовской битвы и заставил Хасан-оглана платить дань Дмитрию Иоанновичу.

Стоя на Дону, Боброк закрывал от Мамая пути к Булгару, не говоря уже о подступах к Рязани, Коломне и Москве.

Выбор Куликова поля как места сражения не был случаен. Здесь не только решалась судьба Московской Руси: у берега Непрядвы, у известняковых берегов начинался поединок за обладание великими дорогами, ведущими на Восток, путями к Черному морю.

Дмитрий Иоаннович привел с собою на Дон десять бывалых гостей-сурожан, связанных постоянно с Судаком и другими генуэзскими крепостями на Черном море. Он крепко наказал им запомнить все события, свидетелями которых они будут: обо всем, что произойдет на Куликовском поле, они потом расскажут в дальних землях.

Среди будущих вестников победы был сурожекий гость Константин Блок.

Пусть читатель также запомнит имя могучего Родиона Осляби, былого боярина из калужского городка Любутска. Мы вскоре увидим, что он прославился не только как участник битвы меж Доном и Непрядвой.

Когда его товарищ, чернец Пересвет, готовился начать свой поединок со страшным «печенегом» Челубеем, Ослябя успел сказать:

— Брате Пересвет, уже вижу на тели твоем раны тяжкие, уже голове твоей летети на траву ковыль, а чаду моему Якову на ковыле зелене лежати на поли Куликови…