Юлиан Семенов - Путь в новогоднюю ночь

- Что ты долго так, Толя?

- Ищу.

Наташа закрыла глаза. "Что же это такое, Воронов? Почему тебя нет рядом? Ведь ты раньше всегда был рядом, всегда и везде. Ты помогал мне разбираться в других и самой себе. А когда я решила идти с Анатолием к Алаторцеву, ты ничего не захотел мне объяснить. Ты просто сказал, что каждый волен в своих поступках."

Тайга молчала. Ветер стих. И вдруг дикий, нечеловеческий крик рванул ночную темь. Наташа вздрогнула, подняла глаза и увидела перед собой шатуна - бурого медведя.

- Толя, - позвала девушка, - Толя же!..

Крик повторился, но теперь уже слабее: Горохов убегал, продираясь сквозь заросли.

Медведь встал на задние лапы и шагнул к костру. Ощерил пасть. Зубы у него были неровные, налезавшие один на другой, словно плохо ставленный частокол. Медведь зарычал, и рев его отдался эхом.

Прошла секунда, не больше. Наташа откинулась на руки. Правая попала на ствол карабина. Девушка рванула карабин к себе, вскинула к груди и нажала курок.

Приклад больно стукнул ее в подбородок. Наташа выстрелила еще раз, и мохнатая огромная туша бухнулась в костер. Запахло паленым.

Наташа поднялась. Ноги дрожали в коленях. Куртка на груди была по-прежнему расстегнута...

- Наташа! - позвал ее Горохов. Он шел из зарослей. - Наташа, - повторил он. - Наташа, боже мой...

2

Они добрались до зимовья, построенного около устья Няндармы, далеко за полночь.

В избушке было еще холоднее, чем в тайге. Горохов принес дров и разжег маленькую печку, сделанную из железной бочки. В избушке стало тепло через десять минут.

- Ну что ж, давай распаковываться, - предложил Горохов.

Наташа сняла куртку и подошла к печке. Подбросила еще два поленца и села на пол, поближе к огню.

- Поставь чай, - сказала она.

- Я не люблю, когда мне приказывают.

Девушка ничего не ответила. Протянув руки к открытой дверце печки, она грела пальцы, сжимая и снова разжимая маленькие кулаки. Горохов сходил за снегом, поставил котелок на печку и сел рядом с Наташей.

- Послушай, великая охотница, - улыбнулся он, - а ты на меня серьезно дуешься?

Наташа внимательно посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

- Я не дуюсь на тебя, ничуть не дуюсь.

Горохов нахмурился, отошел к столу, сколоченному из плохо оструганных досок.

Потер мизинцем переносье.

"Это все, конечно, станет известно в экспедиции, - подумал он. - Просто чертовщина какая-то!"

Достал из заднего кармана флягу со спиртом и спросил:

- Ты хочешь погреться?

Девушка ответила:

- Да.

Горохов налил ей спирта и разбавил его теплой водой. Наташа выпила и закашлялась. Она долго дышала носом и жмурилась, чтобы скрыть слезы. Горохов подвинул ей кусок хлеба и посыпал его солью. Наташа съела промерзший кусок и вытерла пальцами под глазами. Глаза у нее были смешные, лунные, словно у китаянки.

Потом выпил Горохов. Он крякнул, закурил и, улыбнувшись, покачал головой:

- Вот ведь какая штука жизнь, а?

Наташа ничего не ответила. Тогда Горохов взял ее руку в свои и сказал:

- Я шатун, Наташенька, самый настоящий шатун. Я ищу, я вечно ищу, но ничего не могу найти, потому что мне мешают другие медведи, более сильные. Вот тебя я нашел - и то, вижу, теряю. Оттого, что попался более сильный шатун. Что смеешься? Не надо. Если бы я сидел у костра, а ты пошла бы за солью к вьюкам, ты поступила бы так же, как и я.

- Может быть. Только Воронов бы так не поступил.

- Воронов? - переспросил Горохов. - Ты говоришь, Воронов?

Он увидел, что Наташа смотрит на него с усмешкой, и это было самым неприятным.

Пусть бы она плакала. Когда женщина плачет, тогда легче. Горохов знал это и умел утешать плачущих женщин.

- Ты очень красива, - задумчиво сказал он, - а я ценю красоту и болезненно воспринимаю диспропорцию. В чем бы то ни было. Когда я видел Воронова рядом с тобой, меня рвала злоба. В конце концов мы все биологический вид. Самцы и самки. И нам нужна гармония. Ты и я - гармония. Ты и Воронов - диспропорция.

Пусть даже он и стал бы кидаться на медведя с кулаками. Ты должна быть со мной, и ты будешь со мной.

Горохов подсел к Наташе и больно взял ее за руки у плеч. Он рванул ее к себе и прижал холодное лицо девушки к губам. Наташа оттолкнула его и сказала:

- Ты не шатун, Горохов. Если бы ты был шатуном, честное слово, я бы осталась с тобой. Но ты просто ласка. Ты знаешь этот биологический вид?

Горохов опустился перед девушкой на колени и, прижавшись головой к ее ногам, зашептал:

- Наташа, любимая, не надо! - И вдруг закричал: - Наташа! Я люблю! Не надо так!