Тихон Семушкин - Алитет уходит в горы

- Председателем меня зовут, - вызывающе ответил Ваамчо и, развернув бумажку, добавил: - Вот она, бумажка-председатель! Опять вернулась.

- Откуда у тебя взялась смелость так разговаривать со мной? А?

- Она была у меня всегда. Только спрятана была, теперь вылезает наружу. Потому что ты перестал быть сильным. Ты всегда пугал и хвалился приятельством американа. Нет его теперь. Зато у меня развелось множество русских приятелей. - И, загибая пальцы, Ваамчо начал считать: - Лось приятель, Андрей - приятель, учитель - приятель, торгующий человек в русской фактории - тоже мой приятель. Видишь, сколько приятелей! Они посильней Чарли Красного Носа. Чарли дружил только с тобой, а эти дружат со всеми охотниками. Так говорит учитель. Теперь я не буду молчать, если ты опять зальешь приманку таньгинским светильным жиром... Убери дохлых собак! - требовательно сказал Ваамчо.

- Безумец, ты хочешь навлечь на стойбище злых духов?! - угрожающе сказал Алитет. - Собаки будут лежать, пока не сгниют.

- Нет, не будут. Новый закон не хочет на них смотреть, - раздраженно сказал Ваамчо и ушел из полога.

- Наплевал я на ваш закон, у меня свой закон! - крикнул Алитет ему вслед.

Тыгрена, слышавшая их разговор через меховую занавеску, с торжествующей улыбкой смотрела на уходящего Ваамчо. Она в первый раз видела его таким необычайно смелым. Он торопливо шел к выходной двери, не замечая Тыгрены.

Ваамчо направился прямо к учителю. Дворкин и Ваамчо пошли к дохлым собакам, и на ходу учитель сказал:

- Оттащим их, Ваамчо, в полынью.

- Не надо в полынью. Плохо будет. Можно прогневить злых духов. Морской зверь перестанет ходить к нашему берегу. В тундру их надо тащить.

Дворкин улыбнулся и согласился с Ваамчо. Они волоком за задние лапы потащили дохлых собак в тундру, подальше от берега.

Стоя в дверях яранги, Алитет следил за ними. От бессильной ярости он сжал кулаки, и его твердые, как китовые пластинки, ногти врезались в ладони.

В школе продолжались занятия.

И вот однажды в ярангу Ваамчо явился Алитет. Он был пьян. Щеки его уже наполнились, обросли мясом, раскраснелись от сильного мороза и спирта. Алитет, одетый в легкую нижнюю дубленую кухлянку, казалось, совсем не чувствовал холода. Глаза его с ненавистью остановились на учителе.

- Зачем ты приехал сюда? Ты вздумал портить наш народ! Народ не хочет, чтобы ты здесь жил. Поезжай к русским! - злобно сказал он.

Дворкин не все понял, что сказал Алитет, и, обращаясь к нему, проговорил:

- Не мешай нам, Алитет!

- Его здесь нет. Пришел Чарли. Я Чарли! - стуча себя в грудь, говорил Алитет.

Дворкин заглянул в тетрадку Лося и крикнул:

- Канто!

Глаза Алитета блеснули, как у хищника, он схватил учителя за ногу и поволок его из яранги.

- Брось! - крикнул учитель.

Но Алитет яростно тащил его. Уже на улице учитель лег на спину и сильным ударом правой ноги сбил руки Алитета. Дворкин вскочил и со всего размаха ударил Алитета по скуле. Алитет прыжком бросился на учителя. Дворкин отскочил и вторым сильным ударом свалил его на снег.

Дворкин с побагровевшим лицом, сурово глядя на Алитета, ждал, когда он встанет.

Но Алитет лежал на снегу и, оскалив зубы, улыбался Дворкину. Не вставая, он сказал:

- На этом берегу никто еще не сваливал меня.

Учитель погрозил ему кулаком и пошел продолжать занятия.

На другой день, во время классных занятий, в ярангу Ваамчо пришел мальчик Гой-Гой - сын Алитета.

- Меня послал учиться отец, - сказал он.

- Очень хорошо! - обрадовался Дворкин. - Раздевайся.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

На двенадцатый день после того, как Лось выехал из ревкома, он прибыл в бухту Ключевую. Пологий склон бухты показался ему пустынным. Здесь, на склоне горы, смутно вырисовывались лишь три верхушки яранг, занесенных снегом. Но и эти жилища были разбросаны далеко друг от друга.

Мела поземка, и небо было такое низкое, что казалось, оно придавило эти три убогие хижины. Странно было даже думать, что здесь, где-то поблизости, есть живые люди.

Лось остановил упряжку около ближней яранги. Словно из-под снега вылез человек с непокрытой головой и приветливо встретил Лося.

- Старик, - сказал Лось, - ты не слышал что-нибудь о русском человеке, который прошлой осенью должен был высадиться в этой бухте?

- Не "качак" ли тот человек? - спросил старик.

Слово "милиционер" еще не привилось на побережье, и люди по старой привычке прозвали милиционера "качаком", то есть казаком.

- Вот мы ему построили маленькую ярангу, - показал старик костылем.