Сергей Сергеев-Ценский - Преображение человека (Преображение России - 2)

- Заплатила?

- Заплатила!

Дама сверкала, улыбаясь, своим золотым зубом, а Матийцев смотрел на нее с испугом: "Вот и у Лили лет через пять появится вдруг такой же зуб... какой ужас... Появится, и любуйся им целую жизнь... Какой ужас!"

Но еще ужаснее показалась Матийцеву другая дама с двумя небольшими детьми: плосколобая, с маленькой головкой, такая некрасивая, что было страшно как-то, что у нее вдруг дети.

"Как ты смеешь иметь детей? Ты не смеешь иметь детей!" - так назойливо и четко думал Матийцев, точно шептал, остановясь перед ней и упорно брезгливо глядя прямо в ее маленькие глазки и тяжелую нижнюю челюсть. Дама наливала в чашки молоко из бутылки, как всякая мать, дети болтали ногами и гнусавили, как всякие дети, но Матийцев, отходя от них и возвращаясь и опять брезгливо следя, назойливо думал: "Как ты смеешь иметь детей? Ты не смеешь иметь детей!.." И сердце у него явно болело, то толчками, то сплошь. А на перроне, куда вышел освежиться Матийцев, просторный круглолицый малый говорил бабе в теплом платке, что он едет "на ярмарок менять коня лутчева на коня худчева", и баба говорила: "Ты и вправду не вздумай..." Рядом же с ними кто-то спокойный, с лицом подрядчика из калужских плотников, полускивая жареные семечки, рассказывал другому такому же: "Повздорили, - а парнишка был при силе, - как вдарит его в легкое место под сердце, - у того изо рта пена клубком, - пять минут жил..." А другой, тоже пуская семечки, соглашался: "Это бывает..." Голодного вида щенная сука на трех ногах, пегая, с просящей мордой, приковыляла к ним, подрядчик болтнул в ее сторону ногой; она пробралась к просторному малому; малый зыкнул на нее: "Пшла, черт!" Из кучки шахтеров-татар еще издали кто-то бросил в нее чуркой.

И небо над станцией было все в вечерней заре, такой желчной, растревоженной, сырой, чрезвычайно неуютной, как будто ему и в высоте нестерпимо и ближе к земле - чадно. От него лица у всех повосковели, лохматые осокори, взъерошенные ветром, имели вид тоскующий и несколько с горя пьяный, и грачи в них омерзительно неприятно орали, кружась около гнезд, непричесанно торчащих во все стороны, собранных кое-как, без любви к делу и месту, лишь бы поскорее нанести яиц, навысидеть грачат и разлететься.

VI

- Вы, наверно уж, занимаетесь магнетизмом?

- Почему? - спросил Матийцев, удивясь.

- У вас такие блестящие глаза... Ну, конечно же, вы магнетизер, - вы мне сказали: "Я займу верхнее место", - а я вам сказал: "Пожалуйста", - а сам всю дорогу об этом думал: "Войдет если кто в наше купе, я ему уступлю нижнее, а сам займу верхнее, потому что там спокойнее и можно уснуть..." Но вы на меня посмотрели блестящими глазами, и я все свое забыл, а ваше исполнил. Значит, ваша воля сильнее моей.

- Конечно, сильнее, - сказал Матийцев.

Тот, кто говорил с ним, был низкого роста и коренастый, лет сорока, рябоватый, белобрысый, с красной лысиной на темени, с лицом вообще простонародным, но неспокойным, и глаза у него тоже блестели, и на белках были красные жилки; может быть, он тоже не спал перед этим несколько ночей.

- Вы сказали: "Конечно", - значит, я не ошибся!.. Вот видите, как я знаю людей... У вас подушки нет, - положите вот валик; садитесь, посидите пока. Да, замечательно!.. У простых, обыкновенных людей не бывает таких глаз... проницательных...

Кто-то третий в купе спал или готовился спать, обернувшись к ним спиною; на верхнем месте, напротив, лежала чья-то разобранная постель, свечка в фонаре светила тускло, и сосед Матийцева, точно притянутый, смотрел совсем близко ему в глаза. "Что он такой странный?" - думал Матийцев.

- Вот я у вас и попрошу совета, а если вы не дадите, то, значит, никто не даст. История моя такого рода. Я, видите ли, дорожный машинист, еду по служебному билету, - и еду я тоже в Ростов просить начальство насчет перевода. Я, заметьте, семейный человек, даже лучше сказать, многосемейный: семь душ детей, два последних - близнецы, а соперник мой он одинокий брюнет, глаза с поволокой, а волосы хоть и жидкие, все-таки хорошие, кудрявые, только с начальством он никак не может ладить... А мне втемяшилось в голову: город, в котором он служил (не буду его называть, чтобы не путать лишнего), - вот, значит, город этот лучше моего, есть полная гимназия, чтобы детей учить, продукты дешевле... Прошу перевода. Перевели нас - один на место другого. И что ж вы думаете? - Конечно, красивым людям все удается... Ему удалось, а мне нет... Ему открылись добавочные штаты - понимаете - больше жалованья (а зачем ему? - ведь холостой), - а я на то же жалованье в большой город. Плата в гимназию здесь сто рублей, а у нас было пятьдесят - при семи человеках это что значит? Продукты не дешевле, а даже, напротив, дороже... И только перевели нас - в тот же год полная гимназия и у нас открылась!.. Что вышло-то! Вот еду хлопотать, чтобы опять переместили взаимно один на место другого... а?