Сергей Сергеев-Ценский - Пушки выдвигают (Преображение России - 5)

- Почему война?

- Не знаю... Ах да, - этот же там какой-то убит сербами... Ну, читал же ты, должно быть, в газетах, - с усилием, как о чем-то совершенно для него лишнем и ему ненужном, пробасил Ваня.

Здесь голос его, не расплываясь, как на улице, а отражаясь от стен и потолка, гудел и делал все слова его каким-то сплошным рокотом, и Алексей Фомич отметил это, сказав:

- Если возьмут тебя все-таки, просись в дьячки, - октавой петь будешь.

- В дьячки бы ничего, да, говорят, в военное училище брать таких будут, - зарокотал Ваня.

- Каких таких? Октавистов?

- Нет, с образованием какие... Через год прапорщиком буду.

- Через год? Как через год? - очень изумился Алексей Фомич и даже остановился посреди комнаты: - Значит, целый год будешь там артикулы проходить?

- Будто бы так, а в точности не знаю.

- Я вижу все-таки, знаешь ты очень мало!

- Да от кого же было узнать больше? - удивился теперь Ваня восклицанию отца.

- Ты пойми: год! За коим же чертом, когда война может окончиться через три месяца?

- Да я и сам так думаю... Соберут нас, скажем, тысячу человек, будут с нами биться, чтобы всю эту премудрость военную нам вдолбить, а к чему?.. Так, должно быть, на всякий случай: может, и в три месяца кончится война, а может, и года на два затянется, - беспечным тоном и с самым беспечным выражением на плотном молодом лице объяснил Ваня.

Однако и слова эти и самый тон объяснения возмутили отца.

- Думай, думай прежде, чем говорить! - прикрикнул на сына он. - Как это так "на два года"? Ты представляешь, что это такое "два года"?

- Да ведь там как хочешь представляй, а можешь даже и вовсе не представлять, от этого что же изменится? - полюбопытствовал Ваня и сам себе ответил: - Ничего решительно.

Только Марья Гавриловна, стоявшая у двери с кипящим самоваром в руках и решившая, что настал момент его внести, предотвратила взрыв возмущения отца прежним, давно уж ему известным равнодушием сына.

- Вот вам сначала маленький, какой поспел, - сказала она певуче-приветливо, - а большой, какой на пятнадцать стаканов, только что поставила.

III

Когда Надя вернулась от Сыромолотова домой, то первое, что она сказала сестре Нюре, было:

- Вот что, Нюрочка, нам с тобой надо ехать в Петербург.

- Так рано? - удивилась Нюра.

- Ну, не так и рано, положим, а главное - надо не опоздать.

Что Нюра поступит тоже на Бестужевские курсы и будет жить в одной комнате с Надей, это уж было решено, конечно, гораздо раньше, но ехать думали в конце июля, а теперь не было еще и половины месяца.

- Как так опоздать? Куда опоздать? Почему опоздать? - зачастила вопросами Нюра.

Но Надя была настроена так, что благодушно ответить на них не смогла, она возмутилась даже, что сестра ее так легкомысленна.

- Ты что в самом деле, Нюрка, пяти лет, что ли? Должна уж помнить, в какое время живешь, гимназию кончила!

- А в какое такое особенное? - удивилась Нюра.

- Здравствуйте, хорошо ли вам спалось!.. В Петербурге забастовки, ультиматум Сербии объявлен, а она говорит: "в какое"?!

- Что же я, не знаю, что ли? - почти обиделась Нюра. - Какая же тут новость?

- Вот такая, что надо ехать, пока не поздно... Соберемся и поедем.

- Подумаешь, долго как собираться надо!

Это знала и сама Надя, что недолго, но не могла же она сказать младшей сестре, что главное, почему ей хочется как можно скорее ехать, это желание быть там, где забастовки и демонстрации рабочих.

От братьев Коли и Пети давно уже не было писем, и в семье Невредимовых не знали, что это значит. Даже и старик беспокоился и, подергивая головой, ворчал за обедом, ни к кому не обращаясь:

- Молодость, молодость!.. Куда ветер дует, туда и она гнется... Костяка-то этого самого нет еще, а без него что же? Та же трава... Надо послать телеграмму: что с ними?

Дарья Семеновна, конечно, беспокоилась тоже, но она подходила ближе к возможной опасности и спрашивала своих студентов:

- Вот бастуют себе рабочие, - хорошо, дело ихнее, конечно, - а как же инженеру тогда быть? С кем же Коля быть должен: с ними ли, или, я так думаю, хозяйскую руку он должен держать, иначе как же? Иначе его должны непременно уволить с завода.

На этот деловой вопрос один из студентов - высокий Саша - отвечал без малейшего затруднения, как об очень хорошо ему известном:

- Инженеры, мама, по самой сути своей - офицеры производственной армии, поэтому, конечно, ни бастовать, ни бунтовать им не полагается по уставу... Однако мало ли чего не полагается делать, однако делается.

А другой студент - невысокий Геня - добавил к этому, чтобы успокоить мать: