Сергей Сергеев-Ценский - Пушки заговорили (Преображение России - 6)

- Я пока что делаю и долго еще буду делать только заготовки к картине, этюды... А когда все эти этюды будут сделаны, написать картину будет уже недолго.

- Вот-вот! Так и делайте! - одобрил Иван Семенович. - В случае если кто и увидит и полюбопытствует, у вас ответ готов: какая из этих заготовок картина выйдет, это видно будет со временем, смотря как все эти рисунки повернуть и что к чему приспособить... Вот у меня здесь, - смотрите, пожалуйста, - охотник, а здесь, в другом месте, тигр к земле припал, а кто кого в окончательном виде - этого я еще не собрался сделать.

Проговорив это почти скороговоркой и уже в полный голос, он разрешил себе улыбнуться, а Сыромолотов заметил, как украсила его эта мгновенная улыбка.

Странно было даже себе самому сознаться в том, что ему, художнику, столь всегда замкнутому, не противно это вмешательство "натуры" в то, что он делал. Напротив, он благодарно глядел на Ивана Семеновича, который выражал по-своему заботу о его детище, считая это детище в то же время как бы и своим тоже.

Начавши с Нади - тоже "натуры", вот катилось оно дальше - к Кате Дедовой, к модельщику Ивану Семеновичу - это заботливое, внимательное отношение к картине, которую он еще и не начинал писать, но которую уже как бы видели они не только в целом, а даже и в мелких деталях. И Сыромолотов, который иногда бросал даже доведенные до половины картины свои, охладевая к ним, теперь чувствовал, что картину, получившую новое название - "Штурм рабочими массами Зимнего дворца", он непременно напишет, вложив в нее весь блеск своей техники, всю экспрессию, на которую способен, всю творческую энергию, какая была ему присуща.

А Иван Семенович простирал свою заботу в это время еще дальше, чем только что, - на него самого, не только на его творение. Он говорил:

- Вам, конечно, жить надо, пить-есть, за номер в гостинице платить, а между прочим кто же у вас может картину вашу купить, когда она против буржуазии и даже против власти царской? Это, конечно, вопрос насущный. На кого художники сейчас работают? На тех, у кого карман потолще. А не потрафят таким, кто у них картину купит? Вот и сиди на мели и питайся манной небесной, потому что на земную манную крупу тоже монету надо иметь... Я где-то читал, не помню, художник один в Италии тоже картину огромную вздумал писать, а столовался в ресторане, в том же доме, в каком он жил, и у того же хозяина. Прошло таким образом полных восемнадцать лет, кончил художник картину. Приезжает богатый человек смотреть ее - и загорелось ему непременно ее купить. Вот он и спрашивает: "Какую цену хотите?" А художник: "Мне ничего не надо, заплатите только вот доброму человеку, какой меня содержал восемнадцать лет". Тот к хозяину ресторана, а хозяин ресторана как достал весь счет, сколько у него художник наел-напил, да и за комнату задолжал, как показал покупателю, у того рябь в глазах пошла: "Столько, говорит, если я уплачу, то сам без копейки останусь!", и скорей от него ходу... Вот также и за ваш труд кто может вам уплатить? Только единственно весь народ, когда он Зимний дворец опрокинет!

Очень горячо это было сказано, так что улыбнулся такой горячности Сыромолотов и спросил модельщика:

- А он непременно дворец опрокинет?

- Тут двух мнений быть не может, - решительно ответил Иван Семенович. Как было в японскую - проиграли войну, так должно быть и в эту.

- А почему же все-таки? - захотел уяснить для себя Сыромолотов.

- Да ведь царь-то у нас один и тот же, - подмигнув, объяснил модельщик. - А когда же это бывало в истории, что один и тот же царь одну большую войну проиграл бы, а другую, какая, может, втрое больше, взял бы да и выиграл?

- Хорошо, пусть так будет, только те войны были один на один, а в этой войне у нас вон какие союзники: Франция, Англия! - попытался остановить разбег модельщика художник.

- Какой толк в этих союзниках, когда они - на западе, а мы - на востоке? - сказал модельщик. - У Франции с Англией, может, против Германии и на ничью выйдет, а что касается нас - мы победить и не можем.

- А когда ясно всем станет, что не победим, тогда стало быть, и начнется...

- Революция! - договорил за художника модельщик.

IV

Они расстались, как только пришли обе бестужевки, и Катя Дедова пошла с Иваном Семеновичем по направлению к мосту через Неву, а Сыромолотов с Надей направились в "Пале-Рояль": Наде захотелось увидеть этюд, написанный с Дерябина, сидевшего верхом на Черкесе, а художник не хотел отказать ей в этом.

Больше того, он первый заговорил о том, как, на его взгляд, удался ему тот самый красивый вороной конь, о котором она писала ему в Симферополь.