Шапи Казиев - Имам Шамиль

При Шамиле Кавказ стал другим. Ни пушки, ни штыки, ни огонь уже не в силах были повернуть его историю вспять. Из разрозненных камней имам сложил единое здание Имамата, в котором обитал теперь единый по духу народ.

Джамалуддин был отдан царю как аманат — заложник Шамиля. Теперь наступил черед отца стать аманатом своего народа.

Солнце клонилось к закату и уже коснулось горных вершин, когда из аула появился небольшой отряд мюридов. Впереди на белом коне ехал Шамиль, которого узнали все, хотя мало кто видел его прежде.

Войска замерли, а затем разразились громогласным «ура!». Со стороны могло показаться, что Шамиль принимает парад царских войск. Но на самом деле это царские войска принимали Шамиля.

Вышедшие навстречу имаму генералы встретили его с почестями. Никто не требовал от Шамиля сдачи оружия и ничем не умалял его достоинства. Его лишь спросили: зачем он так крепко держится за свой кинжал? «Чтобы ненароком не пустить его в ход»,— отвечал Шамиль.

Барятинский все еще сидел на камне в березовой роще, когда перед ним предстал Шамиль.

Их окружили генералы, свита наместника, конвойные казаки. Все желали стать свидетелями исторического события. С Шамилем было лишь несколько мюридов, остальные ждали поодаль, готовые броситься на всякого, кто посмел бы оскорбить имама.

Шамиль сохранял спокойствие и гордо смотрел на своего победителя. Он решил биться до последнего или убить себя, если бы кто-нибудь посмел его оскорбить. Стоявший рядом Юнус удрученно глядел в землю и нервно засучивал рукава, будто готовясь к драке.

Барятинский почтительно приветствовал Шамиля и объявил, что теперь решение его участи будет всецело зависеть от государя императора. Шамиль отвечал, что уповает лишь на волю Божью и что единственное желание его — закончить жизнь свою в мире и молитве в святых местах.

Наместник был раздосадован тем, что Шамиль не вышел раньше, когда еще можно было успеть к именинам царя. Теперь же все его выгодные предложения отменялись, и Шамилю гарантировалась лишь неприкосновенность его особы и семьи. Но Шамиль все же настоял на гарантиях безопасности и для всех своих сподвижников. Желая поскорее закончить дело, Барятинский согласился.

Лазарев выдал мюридам удостоверения, позволявшие им свободно поселяться в любых аулах.

26 августа 1859 года исполнилось ровно три года, как князь Барятинский был назначен наместником и главнокомандующим на Кавказе. Добившись того, чего не сумели сделать все его предшественники почти за полвека, Барятинский мог позволить себе быть милосердным.

Позаботился Барятинский и о том, чтобы запечатлеть выдающееся историческое событие в живописи. Для этого в свите наместника был привезен из Тифлиса немецкий художник Теодор Горшельт. Впрочем, из родного Мюнхена на Кавказ 30-летний художник явился по собственному желанию, влекомый романтическими преданиями о кавказских героях. Множество его работ посвящено было Кавказу, он изображал природу, типы горцев и солдат, батальные сцены, написал «Штурм аула Ведено», но заветная мечта исполнилась только теперь. Барятинский заказал ему огромное полотно «Пленение Шамиля». Горшельт сделал необходимые наброски, и через несколько лет картина была закончена. Это замечательное произведение, психологически достоверно и уважительно представлявшее участников события, вызвало небывалый интерес в Европе. Среди полусотни изображенных на полотне фигур художник поместил и себя, причем Горшельт — единственный, кто смотрит в другую сторону, будто не хочет видеть происходящего. Особое отношение к событию проявилось и в образе адъютанта графа Д. Милютина князя Н. Гагарина, снявшего от волнения фуражку. Полотно это выставлялось в разных странах, а затем стало украшением богатой кавказской коллекции Барятинского в его усадьбе в Марьине.

После переговоров с Шамилем Барятинский отбыл в главный лагерь на Кегерских высотах. По пути наместник осыпал золотом войска, проходившие перед ним церемониальным маршем. Для этого он употребил все 10 тысяч рублей, которые были обещаны тому, кто возьмет Шамиля.

Не чуждый артистизма, Барятинский представил, какой вид могут принять в будущем эти события. «Я вообразил себе,— делился он с Милютиным,— как со временем, лет чрез 50, чрез 100, будет представляться, что произошло сегодня; какой это богатый сюжет для исторического романа, для драмы, даже для оперы! Нас всех выведут на сцену, в блестящих костюмах; я буду, конечно, главным героем пьесы,— первый тенор, в латах, в золотой каске с красным плюмажем; вы будете моим наперсником, вторым тенором; Шамиль — basso profondo; позади его неотлучно три верных мюрида — баритоны, а Юнус… это будет buffo cantante… и так далее».