Жан-Пьер Шаброль - Пушка 'Братство'

Ни набата, ни барабанного боя, ни пения рожка. Коммуна во избежание паники запрет.ила прибегать к звуковым сигналам.

-- Вечно этот страх, это презрение к народу,-- говорил Предок.-- Они всем народу обязаны и почему-то

считают себя умнее его! A ведь оии были в курсe дела еще вчерa! Представляешь, как они отнеслись к тому, что произошло, a?

Коммуна как раз вершила суд на генералом Клюзере. Валлес председательствовал. Ворвался Бийоре:

-- Кончайте скореe! Я должен сделать собранию срочное сообщение.

B руках его дрожал листок, депеша от Домбровского: "Версальцы только что ворвались в город..."

"Bce словно пеленой молчания окуталось! -- рассказывал главный редактор "Кри дю Пепль*.-- И длилось оно ровно столько времени, сколько понадобилось каждому, чтобы проститься с жизнью".

Генерал Клюзере был спешно оправдан, заседание закрыто. Каждый бросился в свои округ -- так ребенок ищет защиты y материнской юбки.

Ho они не сочли нужным разбудить Париж Коммуны, пусть, мол, спит себе сладко.

B то утро Марта зашла за мной к Лармитонам, где я пил кофе. Как живая, стонт она y меня перед глазами, именно такая, как в тот рассветный час. На ней черная кофта и розовая ситцевая юбка. Волосы она стянула на затылке красной бархатной лентой.

-- Скореe, Флоран, едем в Дом Коммуны, там, должно быть, много депеш накопилось.

Сейчас-то я убежден, что Марта уже все знала, но сочла нужным промолчать. Мы покинули тупик, где щюбуждение сопровождалось обычньши криками, песнями, смехом и утробным урчанием, и бросились на улицу Рампоно за Фебом. Пока я взнуздывал нашего скакуна, Марта осматривала мою сумку, проверяла, заряжен ли наш револьвер. Когда мы проезжали мимо пушки "Братство", она дернула меня за рукав, чтобы я придержал коня.

Несколько минут мы в молчании любовались чудищем, красовавшимся y входа в тупик, при виде которого становилось как-то спокойнее на душе.

На рысях мы миновали весело встающие ото сна кварталы. Зато y Ратуши царила совсем иная атмосферa. На площадь прибывали в распоряжение Коммуны батальоны, некоторые с горнистами. Между составленных в козлы ружей проезжали артиллерийские обозы, фургоны, повозки, екакали гонцы. Лестницы, коридоры, прихожие, все здание Ратуши гудело от лихорадрчной толкотни. Bxp

дившие и выходившие перебраеывались, еле переведя дух, последнимй новостями.

Мы заметили Фалля. Командир стрелков Дозорноro стоял на пороге комнаты ядовитого желтого цвета (там в свое время префект Осман поселил одну из своих любовниц, актрису Оперa-Комик) и слушал последние напутствия какого-то делегата.

-- Надеюсь, Мстители Флуранса мужественно выполнят свои долг до конца.

Бывший литейщик пожал плечами, но жест этот был красноречивее любых клятв, иотом заторопился к своему батальону -- где его батальон, я не знал,-- и по дороге улыбнулся нам.

Ворота Парижа открыл один шпик (добровольный, смомримелъ Дорожного ведомсмва, no фамилии Дюкамель), прогуливавшийся вдоль укреплений. Заметив, что на укреплениях никого из защитников не осталось, он сообщил об этом версальцам. Федераты сопротивлялись из последних сил, но отошли за виадук окружной железной дороги, надеясь схорониться от беспрерывного артиллерийского огня.

Сначала неприятельский патруль, потом осторожно озиравшиеся взводы, потом батальоны, полки, дивизии, вся армия Мак-Магона проскользнула в эту брешь, приоткрывшуюся на манер челюстей, готовых смолоть Париж.

Было четыре часа. Только через три часа Бийоре известил об этом Коммуну. Какого же черта тогда нужен телеграф!

Слух Парижа так приспособился ко всяческим военным шумам, что не обратил никакого внимания на стрель6y в западных кварталах. До поздней ночи на Бульварах шло веселье.

Первые массовые расправы начались в тот же вечер, часов в восемь-девять.

-- Если бы народ поверил, что такая резня возможна,-- вздыхал Кош позже, слишком поздно,-- мы бы совсем иначе дрались. Ho добрый парижский люд и вообразить себе не мог, сколько в душе буржуа таится эгоизма и на какую холодную жестокость он способен.

Чудом уцелевшие бросились в Батиньоль с криками "Измена!" и посеяли там панику, они рассказывали о федератах -- одних прикололи во сне штыками, a других поставили к стенке и расстреляли.

На рассвете Делеклюз велел эвакуировать военное министерство и поручил оборону площади Согласия Брюнелю. Тем временем заставу Майо обошли с тыла. Все батальоны и орудия, находившиеся между Нейи и Сент-Уаном, попали в руки неприятеля, который, не встречая сопротивления, дошел до Батиньоля.