Евгений Богданов - Чайный клипер

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

I

Помощник капитана Эванс вел дневник, где записывал все, что казалось ему примечательным за время плавания. Сменившись с вахты, он отдыхал, пил чай, а потом, подвинув поближе свечу, развертывал тетрадь в клеенчатой обложке. Вот некоторые из его записей. 15 февраля. У 18° ю. ш. встретили теплую погоду. Весь день было ясно. На небе - ни облачка. Дул свежий пассат. 25 февраля. На подходе к экватору погода стояла переменной. Тихие ветры и безветрие. То ясно, то облачно. Иногда горизонт на норде покрывался тучами. Было видно, как сверкают вдали молнии. Шли переменными галсами. Матросы целый день брасопили реи, стремясь поймать ветер. Ход судна был малый - узлов до восьми. Дэниэл Кинг нервничал, как барышня. "Капитан Кук" и "Меченый Мавр" шли позади, но нам все не удавалось оторваться от них на приличное расстояние. 28 февраля. Прошли или, лучше сказать, нас протащило слабым ветром и попутным течением через - экватор. Расстояние между нами и клиперами Джеймса и Стоуна не уменьшается и не увеличивается. Они по-прежнему идут за кормой, первый в трех, второй в пяти милях от нас. 6 марта. После перехода через экватор клипер шел переменными галсами. Приходилось ловить ветры, дувшие с разных румбов. Погода была ясная. Временами случались грозы. Нам немножко повезло: попали в сильную струю северо-западного течения и скорость хода возросла. "Капитан Кук" и "Меченый Мавр" далеко отстали, скрылись из виду. Увлекшись, Дэниэл приказал не менять направления, идти по течению. Но мы отклонились на запад. Я сказал ему об этом, и он, согласившись со мной, изменил курс. Мы опять приблизились к африканским берегам. 16 марта. Ясно. Тихий ветер. Находились ок. 7° сев. широты и 17° западной долготы. Ветер дул с норд-веста. Сильное течение склоняло клипер к берегу, и это не позволило нам долго править к северо-востоку. А курс другого галса вел в полосу дождей и штилей. Мы решили, сколько возможно, идти на норд-ост. Здесь сильные течения стремятся к востоку. Они могут прибить корабль к берегу Африки. "Капитан Кук" остался далеко позади. "Меченого Мавра" не видно. Неужели обошел нас? Капитан Стоун хорошо знает все течения в этих широтах и, возможно, решил изменить курс, нащупать одно из них западнее нас. Капитан Кинг опасается, что он поступит именно так. 22 марта. Прошли острова Зеленого Мыса. 27 марта. Море спокойно. Временами дует норд-ост ровно и умеренно. Так продолжалось около трех суток. Потом норд-ост затих - и опять маловетрие и штиль... Мы с капитаном Кингом и штурманом Тэйлором, собравшись в каюте, обсуждали положение и думали, как сократить путь и увеличить скорость. "Капитан Кук" стал на две-три мили ближе к нам. "Меченого Мавра" по-прежнему не видать. 30 марта. Район северо-восточнее Азорских островов. "Ревущие сороковые"... Начался сильный шторм. Бегу наверх помогать капитану...

* * *

Знаменитое плетеное кресло капитана исчезло с палубы где-то на полпути между островами Зеленого Мыса и Азорскими. Надо заметить, что оно сослужило Кингу хорошую службу. В плавании по теплым морям и океанам капитан почти не расставался с ним. Привязанное за ножку тонким прочным тросом к металлической скобе, оно много дней было таким же традиционно необходимым предметом, как скажем, подзорная труба или пуговица на синем капитанском мундире. При ровном ветре и хорошем ходе судна Кинг отдыхал и даже, откинувшись на спинку кресла, позволял себе вздремнуть под парусиновым тентом, выбеленным дождями и солнцем. Капитан со скучающим видом посиживал в нем и в штиль, с надеждой поглядывая на небо в ожидании ветра. И когда ветер приходил, он бодро вскакивал и, тотчас забыв о кресле, отдавал команды, нетерпеливо шагая по палубе и подкрепляя энергичные распоряжения не менее энергичными жестами и крепкими словечками. А в шторм он тем более забывал о кресле, и, предоставленное само себе, оно передвигалось по палубе, мокрое и никому не нужное. Не однажды волной его выбрасывало за планширь и оно повисало у борта на тросе. Тогда раздавался крик вахтенного: - Кресло капитана Кинга за бортом! Кто-нибудь из находившихся поблизости моряков тотчас вырывал его из цепких объятий волн, потянув сперва за трос, а потом за спинку, и водружал на прежнее место, и оно отдельно от капитана скользило туда-сюда по палубе. А когда погода улучшалась, капитан вспоминал о кресле и садился в него перевести дух и дать отдых ногам. Ночами, подвинув кресло к ближнему световому капу, Кинг иногда вглядывался в обозначения на морской карте. В Северной Атлантике стало свежо, и сидеть в кресле уже не пришлось. Дэниэл Кинг, кутаясь в брезентовый дождевик, ходил по палубе, чтобы не зазябнуть. Боцман отвязал кресло и унес его в каюту капитана. Теперь оно, изрядно потрепанное, стояло там в углу на заслуженном отдыхе. Вслед за креслом убрали и тент, едва не превратившийся в лохмотья. Надобность и в нем отпала: отвесные палящие лучи солнца остались в южных широтах. Теперь в Атлантике с постоянной облачностью, холодными ветрами и штормами и самому капитану иной раз впору было привязываться к рыму... Но он стоял на привычном месте непоколебимо, незыблемо, как вделанный в палубу кнехт. Капитану рейс, а тем более гонка доставались нелегко. Он, и без того стройный, очень похудел, как бы усох. Скулы на загорелом лице заострились, на нижней губе от постоянного пребывания, на ветру появилась кровоточащая трещинка, голос стал хриплым, и Кинг частенько смачивал горло глотком коньяка из фляжки. Мало что осталось от того красавца и щеголя, каким увидел Егор капитана в первый раз. Да и сам Егор тоже изменился. От прежнего парня, откормленного молоком и пышными материнскими шаньгами, с румянцем во всю щеку, тоже ничего не осталось. Он похудел, оброс редкой шелковистой бородкой, лицо посмуглело, как у мулата или индейца из Перу. Руки покрылись жесткими мозолями, голубые глаза посветлели, словно повыцвели на солнце. И родная матушка его нипочем бы теперь не узнала.