В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Зима 1222–1223 года была мягкая, как все зимы в этом краю, и монголы, привыкшие к экстремальным зимним холодам своей родины, уже в январе 1223 года начали движение на запад, передвигаясь по Лукоморью [65] Лукоморье — Северное побережье Азовского моря. широким фронтом. Джэбэ остался «процеживать» степи между устьем Дона и Северным Донцом, а Субэдэй направился в Крым, где начал активную дипломатическую деятельность в сочетании с откровенным разбоем. «Субудай направился на Юг к Крыму, сметая на своем пути сопротивление половцев. Здесь-то монголы впервые и встретились с европейцами. Эти люди принадлежали к совершенно иной империи, торговой империи Венеции. Ее анклав, закрывавший вход в Азовское море, являлся одной из двух венецианских баз в Крыму — второй был Херсонес, располагавшийся неподалеку от нынешнего Севастополя. Соперник Венеции Генуя имела своими аванпостами Судак (в то время называвшийся Солдайя) и Феодосию (Каффа), обосновавшись между ними. Венецианские купцы моментально оценили потенциал вновь пришедших. Монголы были богаты, они сидели на разукрашенных серебром седлах, сбруя их коней отливала серебром, они надевали кольчуги на шелковые рубахи, их обслуживала целая армия переводчиков, их сопровождала большая группа опытных торговцев-мусульман, и они могли отнять силой оружия все, что им было угодно. И для монголов венецианцы представляли интерес, у них были парусные суда, торговые связи и доступ к рынку новых товаров. Сделка состоялась. Субудай превратил генуэзский Судак в пепелище, предоставил венецианцам монопольное право на черноморскую торговлю» [29, с. 212–213].

Ибн ал-Асир более прозаичен, но факт остается фактом: монголы так или иначе после посещения Субэдэем Крыма по-настоящему вмешались в торговые отношения, существовавшие между Константинополем, Венецией и Генуей, а сам Субэдэй стоял на берегу Черного моря, не подозревая, что оно является неотъемлемой частью того «последнего моря», к которому они все стремились. «Прибыли они к городу Судаку; это город Кипчаков, — пишет Ибн ал-Асир, — из которого они получают свои товары, потому что он [лежит] на берегу Хазарского моря и к нему пристают корабли с одеждами; последние продаются, а на них покупаются девушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки и другие предметы, находящиеся в земле их. Это море Хазарское [66] Некоторые источники Черное море, как и Каспийское, именуют Хазарским. есть то море, которое соединяется с Константинопольским проливом. Придя к Судаку, татары овладели им, а жители его разбрелись; некоторые из них со своими семействами и своим имуществом взобрались на горы, а некоторые отправились в море и уехали в страну Румскую…» [38, с. 26].

Управившись с делами в Крыму, ранней весной Субэдэй соединился с Джэбэ, и оба полководца сосредоточили свое внимание на том, что затевалось в это время на Руси, в самом городе Кивамен-Керемене — Киеве.

«Въ лъто 6730. Не бысть ничто же» [41, с. 256]. «В год 6730 (1222). Ничего не было» [41, с. 257], — гласит Галицко-Валынская летопись. Даже полной строчки не написано! Всего три слова. Значит, тихо было на Руси в том году, земля жила своей размеренной жизнью, в которой княжеские дрязги на мгновение замерли, а запах дыма от горящих селений аланов и становищ половецких не достиг пределов огромного, но раздробленного государства.

Наступил год 1223, известия о том, что творилось в Диком Поле, за Доном дошли наконец и до Руси, а когда половцы, спасаясь от завоевателей, стали переходить русские пределы, заставило задуматься князей и вынудило их собраться в Киеве для обсуждения вопроса об отражении пришельцев. А обсуждать было что. Половцы, те самые половцы, которые принесли столько зла земле Русской, ныне умоляли о помощи, ибо положение их было критическим, были убиты Юрий Кончакович и Данила Кобякович [42, с. 380], рати рассеяны и беглецом стал сам знаменитый хан Котян. Он видел угрозу монгольского вторжения даже не столько для всего половецкого социума, сколько для себя лично, так как завоеватели были верны своим законам, они делали упор на уничтожение аристократии своего противника, простых же аратов, как всегда, ставили либо «под ружье», либо «конюхами». Страх перед безжалостным врагом был так велик в среде той самой аристократии, «что один из наиболее влиятельных половцев „Великий князь“ Басты спешно принял христианскую религию, желая, очевидно, продемонстрировать свое полное единение с русскими князьями» [8, с. 173]. Прибыв в Киев, изгнанные из своих земель половецкие ханы и беки, как никто другой, понимали, что над всей «Восточной Европой нависла угроза монгольского нашествия. Анализ событий этого драматического периода показывает, что половцы хотя и занимали в ряде случаев двойственную позицию перед лицом монгольских завоевателей, все же видели в них своих врагов и боролись с ними. Монгольское завоевание несло половцам не только огромные бедствия, но и разрушение общественной системы, которая сложилась к этому времени, изменение традиционного распределения пастбищ между родами и племенами, низвержение племенной аристократии, место которой заняли бы в случае победы сами монгольские феодалы» [23, с. 228].