А вокруг, куда ни глянешь, бурьян. В сорок первом году хлеба были сожжены и вытоптаны. С того времени пустует земля. Целых два года. Бурьян поднялся в рост человека, сильный, плотный, будто лесной массив. Никогда не видел такого.
Вот что сделал немец на нашей земле. Обезлюдил селения, обезлюдил поля. Но ничего, мы — трудолюбивый народ. Мы все возродим, заново построим все лучше и краше. Дай только срок, дай только выбить их с нашей земли. И мы их выбьем. Еще один хороший удар, и враг отойдет к Днепру. Зацепиться больше не за что: до Днепра ровное место.
* * *
Вечер. В казарме идет разговор о том же, о чем я думал сегодня у линии фронта. Торубалко жалеет, что на Яке мало горючего.
— Тебе что, не хватает для драки? — спрашивает его Воскресенский.
— Для драки хватает, — отвечает Васыль, — а чтобы слетать до Днепра — посмотреть, что там делают немцы, да попортить им переправы — мало.
— Хлопцы, — обращаюсь к пилотам, — изучайте район Полтавы и дальше на запад. Днепр не за горами.
Разговор оживился. Каждый хочет сказать что-то свое, каждый считает свое предложение лучшим и самым полезным, каждый считает, что он внесет что — то толковое, нужное в тактику боя… И действительно, слушая летчиков, я убеждаюсь в зрелости мысли, в знании дела и думаю, думаю… Но вот раскрывается дверь, на пороге посыльный.
— Товарищ командир, вас к телефону. Звонят из штаба дивизии.
Иду на командный пункт, получаю по телефону приказ: завтра в восемь ноль-ноль быть на Основе. Странно… Аэродром Основа расположен восточнее Харькова, можно сказать в тылу. Не на отдых ли нас отводят? Уточняю задачу:
— Лететь в составе полка?
— Нет, одному.
— Разрешите узнать, зачем вызывают.
— На совещание.
Главное ясно, остальное узнаю в Основе. Боюсь одного: как бы туда не посадили весь полк. Посадят, и все, ничего не поделаешь, кто — то ведь должен остаться для прикрытия города. Тем более что полк уже выполнял эту задачу: 25 августа прикрывал митинг трудящихся на площади Дзержинского.
* * *
Десять минут полета — и я на Основе, вернее, пока над ней. Смотрю с высоты. На бетонку только что сел Пе-2, от четвертого разворота снижается «лавочкин», несколько машин уже на стоянке.
Все вроде как и положено, только вот что необычно: давно не садился на бетонную полосу. Отвык, как говорится, от цивилизации. Полевые площадки, лужки, выгоны, пыльные летом, с непролазной грязью в весенне-осенний период стали привычны и вроде бы даже роднее, чем эти стационарные аэродромы с бетонным покрытием, с настоящими подъездными путями.
Таковы мои чувства и мысли в эту минуту. А спустя какое-то время я увижу картину «Суворов», увижу, как солдат-полководец, привыкший сидеть на коне и ходить по земле, изрытой железными ядрами, оказавшись в аристократическом зале дворца, заскользит по зеркальному полу, рискуя упасть, и я от души посмеюсь, вспомнив эту минуту.
А сейчас захожу на посадку. Как и на фронте, прежде чем выпустить шасси, быстро осматриваюсь: в зенит, по горизонту, вокруг. Нормально, противника нет. И вдруг солдат-финишер пускает в воздух ракету, начинает размахивать красным флажком… Все ясно, здесь не привыкли, когда самолет, заходя на посадку, планирует с убранными шасси почти до земли. Выпускаю. Сажусь.
Зарулив самолет на стоянку, иду, куда показал мне дежурный. Недалеко от рулевой дорожки стоит деревянный домик, рядом — землянки. Подхожу к группе людей. Смотрю на погоны: ниже майора нет, есть и генералы. Понятно: командиры полков, дивизий, корпусов нашей армии. По фамилии знаю всех, в лицо никого.
— Вот ты какой, Якименко! — радостно восклицает один, будто увидел старого друга. — Вот ты какой, начальство группы «Меч»!
Удивляюсь: откуда он знает меня? И сразу догадываюсь: по раскраске моей машины. Ничего не скажешь, приятно. Пожимая генералу руку, смеюсь:
— А я тебя тоже знаю. Полбин? Начальство группы бомбардировщиков?
— Еще бы не знать, — улыбается Полбин, — я бомбил, ты меня прикрывал. Сколько говорили по радио!
Интересно все-таки получается: не зная друг друга в лицо, встретились будто родные братья. А почему? Потому что делаем общее дело, не раз встречались в воздухе, обменивались приветствиями, не раз защищали друг друга в бою.
Обнимаемся, пожимаем друг другу руки.
— А меня узнаешь? — говорит подполковник.
— Еще бы! — отвечаю ему. — Матвиенко! Командир полка истребителей.
— А меня?
— Конечно. Коля Ольховский.
Читать дальше