Лев Лурье - Ленинградский фронт

Снова начались мирные переговоры, и 19 сентября Финляндия вышла из войны. Это единственная страна — союзница Третьего рейха, от которой не потребовали безоговорочной капитуляции и руководство которой, включая главнокомандующего К. Г. Маннергейма, не предстало перед судом. Поведение финнов вызвало даже у такого несентиментального человека, как Сталин, определенное уважение. Статус страны, установленный договором о дружбе 1948 года, позволял финнам, в отличие от других народов, под контролем советских войск пользоваться благами капиталистической экономики и парламентской демократией. Финляндия сохранила независимость, и финский народный юмор отреагировал так на окончание войны: СССР победил, но Суоми заняла второе место.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Тиркельтауб Самуил

Перемирие с финнами было заключено в сентябре 1944 года. Они уже чувствовали, что немцам хана, да и их дела были не так хороши. Они стали раздавать русских пленных в качестве батраков по хозяевам-финнам.

Нас посадили в эшелон. На каждой станции одну теплушку выгружали. А мы по очереди подползали к зарешеченному окошку и смотрели, что там делается.

19 сентября 1944 года Финляндия вышла из войны

Русские выстраивались, на них набрасывалась толпа финнов, и каждый хватал того, кто казался посильнее.

Потом охрана сообразила, что так нельзя делать, и когда до нашей теплушки дошла очередь, нас построили и стали вызывать по списку, кто кому достанется. Прочитали мою фамилию и назвали одного из финнов. Выходит огромный старик, примерно метр девяносто ростом, килограммов 130 веса, и рядом с ним я… Общий хохот. Уж на что нам было невесело, а тут всем стало смешно, только хозяин был очень недоволен, что ему достался такой щуплый пленный.

Старика звали Юхо Кента, ему тогда было 64 года. Он посадил меня в двуколку, сам занял четыре пятых места, и через весь поселок Теува (он на юго-западе Финляндии, в 60 километрах от города Вааса) привез меня домой. Я подумал, что тут много народу живет, потому что это был огромный двухэтажный домина, метров 80–100 длиной, много окон, огромный двор, постройки для скота, а оказалось, что в доме живут только он с женой, две дочери и племянник.

Мне была отведена отдельная комната. Работал я батраком 6 месяцев. Ко мне относились очень хорошо. Я был как член семьи у них. За одним столом ели, вместе работали.

В лагерях нам подсовывали газеты, в которых рассказывалось все с точностью до наоборот. Когда я был у хозяина, пытался слушать радио. У него приемник стоял в большой комнате, но он не давал мне его слушать. Мне ничего не стоило включить его, но я не стал спорить.

Кроме меня, у хозяина было еще два батрака-финна. Они работали по очереди через день за то, что им в аренду сдали по две сотки земли. Финны на этой земле посадили картошку, а когда та поспела, стали просить у хозяина лошадь. Хозяин сказал мне: «Отвези, а потом приведешь лошадь». И я поехал к этому батраку с картошкой. Он не знал, куда меня посадить. Домишко очень бедный, но чистота — как у всех финнов, потрясающая. Стол выскоблен, вокруг все блестит. Он тут же послал хозяйку принести масла или сметаны, у них в доме ничего этого не было. Хозяйка принесла, но я есть не стал, потому что не был голоден. Так он не знал, чем меня ублажить. Принес приемник, говорит: «Слушай Москву». Таким образом только я и мог послушать.

Мне было 24 года, у меня было среднее образование: 10 классов и первый курс института, — достаточно способностей, чтобы за полгода выучить финский язык. И я там был единственным русским, на родном языке говорить не с кем было.

В первых числах октября 1944 года всех пленных собрали, привезли на станцию в Теува, погрузили в эшелон и отправили на границу к Выборгу. На границе финны одели нас почему-то в английскую форму. Когда нас приняла советская сторона, нас первым делом завели в полевую баню. Мы разделись, помылись, а уже обратно нас к одежде не пустили. Мы голенькие, без ничего оказались на другой половине, где нам выдали новую одежду. А у кого что было с собой, забрали. Единственное, отдавали по просьбе фотографии родных и близких. Все остальное осталось на «грязной» стороне бани, так сказать.

В Выборге мы пробыли несколько дней в лагере, потом нас снова погрузили в эшелон и — кого куда. Я попал в концлагерь на полярном Урале, на станции Половинка, в шахте работал. То есть из финского плена попал в наш.