Евгений Кычанов: Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»?

И стала потом Алан-Гоа так наставлять своих сыновей: «Все вы пятеро родились из единого чрева моего, и подобны вы давешним пяти хворостинкам. Если будете поступать и действовать каждый сам лишь за себя, то легко можете быть сломлены всяким, подобно тем пяти хворостинкам. Если же будете согласны и единодушны, как те связанные в пучок хворостинки, то как можете стать чьей-либо легкой добычей?» [Сокровенное сказание, с. 80–81] [7].

Род Чингиса вел свое происхождение от младшего сына Алан-Гоа, Бодончара. Монголы делились на нирунов и бор-джигинов (дарлекинов). Потомки первых двух сыновей Алан-Гоа и Добун-Мергана считались нирунами («чистыми»), они были предками сальджиутов и хатакинов. Потомки Бодончара, борджигины, отличались рыже(светло)волосостью и светлыми (голубыми, синими) глазами [8].

Легенды о чудесном рождении не редкость, и не редкостью они были в том регионе. Мы знаем, что они существовали у ряда народов, например у родственных монголам киданей есть такая легенда.

Однажды ночью над тем местом, где спал Абаоцзи, основатель киданьской династии Ляо, «появился свет, что испугало и удивило всех окружающих». Когда жена Абаоцзи, Шу-люй, рожала сына, будущего императора Тай-цзуна, «черное облако накрыло юрту, сверкал огонь и были слышны звуки, напоминавшие удары грома». «Как-то, когда Тай-цзун, сопровождая Тайцзу, прибыл в Силоу, над ним появились красный свет и багровые облака, что изумило всех окружающих» [Е Лун-Ли, с. 41, 54].

В «Тайной истории» быль и легенды чудесно переплелись. Рассказ о чудесных предках монголов Волке и Оленихе (ма-ралухе), Борте-Чино и Гоа-Марал, связан с древнетюркскими легендами, широко использованными в наши дни Чингизом Айтматовым в его романах «Белый пароход» и «Плаха». Среди предков Чингис-хана есть циклоп Дува-Сохор, а Бодончар, младшенький Алан-Гоа, – это древнемонгольский Иванушка-дурачок, который на деле оказывается самым умным и находит способ сделать свое племя могущественным, а своих братьев – родоначальниками монгольских племен. Здесь в монгольском предании мы сталкиваемся с весьма распространенным сюжетом об умном младшем брате, которого старшие братья считали глупым и после смерти матери (родителей) обделили наследством. «Долго ли, коротко ли, мать их Алан-Гоа скончалась. По смерти матери пятеро братьев стали делить между собою имущество. При этом вышло так, что четыре брата забрали себе все, а Бодончару совсем не дали его доли, считая его глупым и неотесанным и не признавая даже за родственника». Бедствовал Бодончар, покинув братьев, «питался и волчьими объедками», а потом надоумил братьев пленить «бесхозных» людей, и стали те люди «у них слугами-холопами при табуне и кухне» [Сокровенное сказание, с. 81–82].

Сыновья Бодончара стали основателями многих монгольских племен. Эпоха Алан-Гоа, возможно, относится к концу X – началу XI в. [9]Переселение имело два важных последствия: монголы вступили в прямой и более тесный, чем ранее, контакт с норками и в степной и лесостепной зоне полностью перешли к кочевому скотоводству [10].

Основав государство Ляо, кидани поставили население Халхи под свой контроль. В 1004 г. было учреждено пограничное управление Сибэйлу чжаотаосы. Центром его был город, который по-китайски назывался Чжэньчжоу, по-тюркски Кэ-дунь (Хатун), он размещался к югу от нижнего течения реки Халхи. При династии чжурчжэней Цзинь Сибэйлу чжаотаосы находились не на территории расселения татаро-монголов. Пограничные племена управлялись своими собственными предводителями; если таковые признавали верховенство Цзинь и пригоняли скот, то считалось, что они состоят на службе Цзинь и охраняют границы империи.

К середине XII в. относится существование первого монгольского государства – Хамаг монгол улуса. Еще при династии киданей Ляо часть монгольской знати получила от киданей должности и титулы знатности, такие, как линвэнь или сяо-вэнь, – военачальников пограничных войск. В целом татаро-монголы были лояльны к Ляо, династии этнически родственной, хотя некоторые монгольские племена, например джаджираты и меркиты, вели с киданями изнурительные войны и к 1094 г. были сильно обескровлены. После гибели Ляо монголы поддержали Елюй Даши, представителя утратившей свое государство династии, и выставили для него более чем десятитысячную армию. Поддержка монголами Елюй Даши, который хотя и не смог вернуть власть дому Елюй, но представлял постоянную угрозу для чжурчжэней, привела к конфликту между монголами и чжурчжэнями. С 1135 по 1147 г. монголы ведут войну с Цзинь. Поводом для войны послужила попытка чжурчжэней убить правителя монголов Хабул-хана. Рашид-ад-дин сообщает, что сам Хабул-хан и все его дети «были весьма храбры и талантливы». Желая наладить отношения с монголами, «проторить широкую дорогу единения и дружбы», император Цзинь пригласил Хабул-хана в свою ставку. Во время угощения Хабул-хан «возымел опасение и вообразил, что они ему подсыпают в пищу отраву… Он поминутно выходил наружу… так как погода стояла жаркая… якобы для того, чтобы освежиться, и погружался в воду». Хабул-хан длительное время обучался находиться под водой. Если верить источнику, он мог держаться под водой «то количество времени, в которое съедают штуку барана». И вот Хабул-хан постоянно выбегал на волю, окунался, сблевывал все съеденное и выпитое и снова возвращался к столу. Чжурчжэни дивились: «Всевышний господь создал его счастливым и крепким, ибо он в состоянии не объедаться пищей, не пьянеть от вина и не блевать». Однако, видно, как ни старался Хабул-хан не пьянеть, вино сделало свое дело. Ибо кончилось все-таки тем, что Хабул-хан подошел к императору Цзинь, «Алтан-хану, хлопая в ладоши и приплясывая, схватил его за бороду и оскорбил его». Когда стража схватила Хабул-хана, хмель прошел, Хабул-хан принес свои извинения императору и ждал неминуемой расправы. Однако император Цзинь счел возможным из-за такого «пустяка» не ссориться с монголами и, «подавив гнев, простил его». Одарив щедро Хабул-хана, он отпустил его [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 35].