Большинство современных наблюдателей видели в этом проекте главным образом инструмент влияния. Французский исследователь русской истории Анатоль Леруа-Больё, например, замечал, что «если царское правительство решило построить маньчжурскую ветку, то не просто для упрощения строительства, но прежде всего из-за огромных политических преимуществ, которые это даст» {689} . И даже некоторые англичане не могли отрицать логичность такого шага. Сэр Фрэнк Лассель, британский посол в Берлине, сказал в марте 1895 г., что он не станет возражать против аннексии Россией части Маньчжурии, чтобы сократить Сибирскую железную дорогу, а лорд Биконсфилд в знаменитой речи, произнесенной позже в том же году, великодушно объявил: «В Азии хватит места нам всем» {690} . [118]
К маю 1895 г., через три месяца после того как Витте впервые высказал свое предложение, князь Михаил Хилков, новый министр путей сообщения, получил разрешение Николая на более тщательное исследование территорий Маньчжурии. В августе несколько инженеров министерства, «получив отпуск в частном порядке», отправились прокладывать маршрут {691} . Ни Витте, ни Лобанов не были проинформированы об этой миссии, и в сентябре Кассини с недоумением и тревогой телеграфировал в Петербург о жалобах из Цзунлиямыня по поводу сообщений о русских офицерах и инженерах, разъезжающих по провинции Хэйлунцзян {692} .
Телеграмма Кассини в ноябре с известием об успехе французов, получивших железнодорожную концессию в провинции Юньнань, стимулировала царя принять решение, и он незамедлительно приказал Лобанову провести совещание с Витте по вопросу о получении концессии в Маньчжурии {693} . Согласившись со своим повелителем, что «необходимо ныне же воспользоваться нашим политическим положением в Китае», Лобанов в начале декабря должным образом проинструктировал Кассини начать в Пекине переговоры о русской концессии {694} . Вопреки своему первоначальному оптимизму граф обнаружил, что цинское министерство иностранных дел было гораздо менее склонно идти на уступки, чем он ожидал. Только в апреле 1896 г. он смог сделать официальное предложение главе Цзунлиямыня {695} . 18 апреля Кассини получил ответ, в котором говорилось, что, по мнению императора, русская железная дорога будет угрожать его власти в Маньчжурии. Тем не менее, если Петербург готов предоставить инженеров и деньги, Сын Неба будет рад отдать приказ своему правительству построить железную дорогу, которая соединится с Сибирской железной дорогой {696} .
Неудача Кассини не означала, что о концессии не может быть и речи. Представилась еще одна прекрасная возможность получить согласие Китая, когда в мае 1896 г. Пекин отправил в Москву посольство на коронацию Николая II. Этикет требовал, чтобы иностранные правительства направили самых видных сановников для присутствия на августейшей церемонии. Японию, например, должны были представлять маршал Ямагата и князь королевской крови. Цинское правительство хорошо понимало, что во время празднования будет предпринята попытка добиться от посла железнодорожной концессии. Сначала они попытались избежать этого, назначив представителем на коронации чиновника, чей довольно скромный статус вышедшего в отставку казначея провинции Хубэй не давал ему полномочий обсуждать столь важные вопросы. Однако Кассини оказывал на Пекин сильное давление. Напоминая об услугах, которые его правительство оказало Китаю в Симоносеки, посол наконец одержал верх, и был издан императорский указ с назначением Ли Хунчжана представителем Срединного царства на коронации {697} .
* * *
Несмотря на нежелание открыть Маньчжурию огнедышащим драконам русских варваров, Пекину казалось разумным установить более тесные связи с их царем. Как замечали многие современники в Китае, ситуация, в которой оказалась династия Цин, напоминала попытки других династий в прошлом отразить притязания могущественных врагов {698} . Например, 800 лет назад, столкнувшись с угрозой нападений многочисленных северных кочевых племен, императоры династии Сун прибегали к тактике «стравливания варваров». Искусная дипломатия состояла в том, что одного врага подкупали, чтобы он помог справиться с другим, еще более опасным. За помощь неизбежно просили непомерно высокую цену — в виде богатств или территорий, и полученный таким образом мир никогда не длился долго. В 1860 г. выдающийся государственный деятель Цзэн Гофань предупреждал: «С незапамятных времен помощь варваров Китаю, если варвары добивались успеха, всегда приводила к неожиданным требованиям» {699} . Она не смогла спасти династию Сун от кочевников Кублай-хана в XIII в. К стравливанию варваров прибегали только в крайнем случае, и это всегда сопровождалось определенной долей фатализма {700} . [119]
Читать дальше