Лев Лурье - Без Москвы

Белла Гальперина, историк: «Эти люди почти одновременно пришли в институт: Соболев, Токарев, Знаменский, Старцев. Это была целая гвардия».

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: «Конечно, он всецело шестидесятник. Это человек, который сформировался в эпоху дней Никитиных (Никиты Хрущева. – Прим. ред. ) прекрасного начала. Он себя осознавал как последователь того аутентичного социализма, который так и не состоялся».

Одно из главных исторических достижений Виталия Старцева – восстановление событий 25 октября 1917 года. Именно благодаря ему мы теперь знаем, как происходил Октябрьский переворот, позже превращенный официальными историками в «штурм Зимнего дворца».

В ночь с 25 на 26 октября Зимний дворец представлял собой довольно хаотическое зрелище. В Гобеленовой галерее матросики бросали бомбочки для того, чтобы посмотреть, что же получится. Зимний был полон раненными, юнкерами, иностранными корреспондентами, ворами, просто шатающейся публикой. И вот через эту толкучку со стороны подъезда Цесаревича пробирались большевики во главе с Антоновым-Овсеенко. Собственно, это был не штурм. Это был проход через толпу. 40 минут ходьбы от подъезда Наследника Цесаревича до столовой Александра III. 40 минут, которые определили 70 лет дальнейшей истории.

Зимний дворец. Петроград, 25 октября 1917 года

«Последние часы» – кадры из этого фильма, снятого к 50-летию Октябрьской революции, сохранились в архиве «Леннаучфильма». Авторы сценария – историки Виталий Старцев и Сергей Семанов, режиссер – Борис Николаев. Можно сказать, что этот проект и есть фирменный Старцев, главное – историческая точность. Но специальная партийная комиссия фильм не оценила.

Белла Гальперина, историк: «Фильм положили на полку на долгие годы. Но очень интересно, что документалист, снимавший картину, уже после Перестройки получил за нее Гран-при в Соединенных Штатах».

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: «О Ленине он всегда говорил как о человеке, который заблуждался, но хотел как лучше».

Все 1970-е годы Старцев активно печатался – он написал несколько книг о Ленине, десятки статей, работу о падении правительства Керенского. Он уже был доктор наук, профессор, ведущий научный сотрудник Ленинградского отделения института истории, начал преподавать в Педагогическом институте имени Герцена. Но профессор не вызывал доверия у властей и был невыездным. В начале 1980-х годов Старцев решил уйти из ленинской темы, просто заняться другим. И переключился на российско-итальянские отношения эпохи Первой мировой войны.

Сергей Носков, историк: «Виталий Иванович оформлял командировку в Италию. Я видел, с каким подъемом он ждал этой поездки. Потому что он начал серьезно развивать эту тему, изучать язык. Для него открывались новые перспективы, но ему эту командировку прикрыли, как и саму разработку темы».

Лучше всего работалось в Ленинградском отделении института истории АН СССР в 1950–1970-е годы, когда его возглавлял специалист по Ивану Грозному профессор Носов. Но в конце 1970-х свободолюбивого, сильного директора сняли. В институте начался раскол, образовались клики, кружки. А Старцев был вне групп. Он остался один, и, в конце концов, у него начались неприятности: не утвердили тему плановой монографии, лишили возможности заниматься любимым делом. Человек с чувством собственного достоинства, он сам решил уйти из места, с которым были связаны лучшие годы его жизни.

Оказавшись вне академической науки, Старцев неожиданно обрел большую свободу и решил заняться явлением, о котором все знали, но никто открыто не говорил, – русским политическим масонством начала ХХ века.

Борис Кипнис, историк: «Масоны его интересовали с точки зрения политической ситуации в России. Это была возможность неформального объединения политиков разных направлений прогрессистского лагеря накануне революции. Старцев смотрел на эту проблему очень трезво, без уклонов в мистику, в тайные заговоры».

В советской исторической литературе о масонах почти не писали. Хотя каждый советский школьник знал, что были такие масоны, потому что Пьер Безухов из «Войны и мира» вступал в масонское общество. Кое-кто пообразованней слышал, что и Пушкин был масон, и Радищев был масон, и многие декабристы вступали в масонские общества. А вот что было с этими масонами после 1820-х годов – секрет и тайна. Об этом не писали.