Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812

Как государственный человек, который мыслил интересами своей страны, он никак не мог понять политику Александра. Он не видел выгоды для России в предстоящей войне, и поэтому ему казалось, что царь окружен дурными советниками, что министров подкупает английское золото. Подобную точку зрения разделяли и многие в его окружении.

В сентябре 1804 г. Александр I отправил с дипломатической миссией в Лондон H. Н. Новосильцева, одного из своих «молодых друзей» [23] «Молодым другом» он был, конечно, лишь относительно — в 1804 г. Новосильцеву исполнилось 43 года. . В его задачу входили переговоры с целью заключения военного союза между Россией и Англией.

Инструкции, данные ему 11 (23) сентября 1804 г., поражают своим объемом — около 30 000 знаков, иначе говоря, примерно 18 страниц этой книги! Удивляют они также запутанностью, туманностью и категорическим нежеланием называть вещи своими именами. Все листы обширного опуса пропитаны лишь одним — ненавистью к Франции Наполеона, прикрытой иезуитскими, лицемерными фразами. Несмотря на то что этот документ не раз разбирался историками, он стоит того, чтобы на нем остановиться, так как в нём раскрываются все принципы политики Александра I и его помощника Чарторыйского, перу которого, кстати, по большей части, и принадлежат инструкции.

Документ начинается с длинной преамбулы, где на все лады уже в тысячный раз повторяются переживания по поводу страданий Европы и Франции, и делается первый вывод: «Прежде чем освободить Францию, нужно сначала освободить от ее ига угнетаемые ей страны». Потом, разумеется, царь планировал заняться «освобождением» самих французов. «Мы объявим ей ( французской нации ), что выступаем не против нее, но исключительно против ее правительства, угнетающего как саму Францию, так и остальную Европу. Мы укажем, что сначала имели в виду лишь освободить от ига этого тирана угнетаемые им страны; теперь, обращаясь к французскому народу… предлагаем всем партиям… с доверием отнестись к намерениям союзных держав, желающих лишь одного — освободить Францию от деспотического гнета, под которым она стонет».

Чтобы лучше объяснить собеседникам Новосильцева, отчего же «стонет» Франция, империи Наполеона даются самые чудовищные характеристики: «отвратительное правительство, которое использует в своих целях то деспотизм, то анархию». Касаясь будущего устройства побежденной страны, Александр глубокомысленно заявлял: «Внутренний социальный порядок будет основан на мудрой свободе». Рецепт «мудрой свободы», конечно же, лучше всего знали в Европе властитель миллионов русских крепостных крестьян и английские банкиры.

«Россия и Англия распространят вокруг себя дух мудрости и справедливости», — уверенно писал Александр. Впрочем, дух мудрости и справедливости понимался достаточно своеобразно. Например, говорилось: «Очевидно также, что существование слишком маленьких государств находится не в согласии с поставленной целью, потому что, не имея никакой силы… они не служат… никоим образом для общего благополучия».

После пространных рассуждений о мудрости и справедливости русский царь переходил к более приземленным задачам, которые были лучше доступны пониманию английских министров. По его мнению, было необходимо, «чтобы две державы-покровительницы сохранили некоторую степень господства в делах Европы, потому что они единственные, кто по своему положению неизменно заинтересованы в том, чтобы там царили порядок и справедливость».

Интересно, что, «переживая» за судьбу Турции и постоянно стращая султана захватническими видами французского правительства, царь мельком замечает: «Обе державы должны будут договориться между собой, каким образом лучше устроить судьбу ее различных частей» [54] [54] Внешняя политика России…, т. 2, с. 138–154. . Что царь понимал под этим, очень хорошо и ясно изложено в письме Чарторыйского Воронцову от 18 (30) августа 1804 г.: «Возможно, станет необходимой оккупация некоторых частей Оттоманской империи со стороны наших дворов, что будет единственным средством обуздать властолюбие Бонапарта (!!)» [55] [55] Там же, с. 121. .

Даже у того, кто хорошо знает лицемерие Александра, его наставления своему посланнику не могут не вызвать удивления. Готовя нападение и наступательный союз, он все время заявляет о том, что желает мира. Не решаясь и пальцем пошевелить, чтобы хоть немного залечить ужасные язвы российского крепостничества, он желал осчастливить 30-миллионный народ, принеся ему на штыках власть, которую французы свергли и против восстановления которой отчаянно сражались уже в течение десяти лет. Возмущаясь произвольными аннексиями Бонапарта, он сам желал перекроить карту Европы, стирая с лица земли маленькие государства, которые «никоим образом не служат для общего благополучия». Выдвигая в качестве одного из мотивов войны французскую угрозу Османской империи, он без зазрения совести планировал аннексию всех ее европейских владений. Наконец, завершал Александр свой иллюзорный политический прожект утопической идеей установления всеобщего мира и гармонии в Европе.