Владимир Филиппов - 10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров

Княжеские дружинники встали в первые ряды ратников, приняв на себя первый удар врага. Слаженного удара не вышло. Озверевшие от безрезультатно потраченных усилий багатуры, размахивая своими кривыми мечами, отчаянно продолжали карабкаться по склону.

Место, которое выбрал Мстислав Старый для лагеря, было тактически выгодным и играло за русских. Монголы пытались вырвать из земли колья, растащить повозки, старались прорваться внутрь лагеря, но попытки были тщетны. И этот натиск был остановлен. В рукопашном бою степнякам с русскими бойцами было не сравниться. Татары вновь были вынуждены откатиться по склону вниз. Так продолжалось весь день. К вечеру сотни мёртвых тел, разбросанных по склонам холма, напоминали о неудачной атаке.

Осторожность Мстислава Романовича окупалась с лихвой.

Когда солнце покатилось за горизонт, монголы прекратили бессмысленный штурм. Быстро наступавшая темнота принесла облегчение. Один день русские выстояли. От усталости воины буквально валились на землю, там, где ещё совсем недавно сражались.

Но и тут было не до отдыха, нужно было чинить повреждённый частокол, править затупившиеся за день мечи и перевязывать раны. Русским тоже крепко досталось в этот день.

Мертвых ратников складывали в середине укрепления, а убитых лошадей свежевали на мясо – сколько продлится осада, никто сказать не мог.

Утром следующего дня всё повторилось. В отличие от большинства степняков, монголы не собирались уходить, проявляя невиданное доселе упорство. Обычно кочевники не вступали в затяжные битвы, особенно если с побеждённых, кроме оружия, нечего было взять. Нет, оружие тоже хорошо, но не стоит такого количества напрасно загубленных жизней. Для монголов же такая проблема не стояла. Им нужна была только победа и смерь врага, как бы тот отчаянно ни сопротивлялся.

С упорством, достойным лучшего применения, нукеры и багатуры лезли и лезли на вершину холма, снова и снова откатываясь назад.

Монголы лезли, русские стояли насмерть.

Солнце палило нещадно, едкий пот заливал сражающимся воинам глаза, стрелы густо летели, всё нестерпимее становилась жажда, но киевляне устояли снова, и когда вечерние сумерки опустились на землю, яростная схватка прекратилась.

И вновь монгольской ярости не удалось одолеть русскую доблесть.

В эту ночь в русском стане жгли костры, опасаясь ночной атаки, а князья и воеводы собрались вместе, чтобы обсудить сложившееся положение.

За два дня практически непрерывных боёв потеряли много бойцов, а количество раненых превышало все мыслимые пределы, но главная проблема была в отсутствии воды. Её запасы были почти исчерпаны. Калка была рядом, она голубой манящей лентой бежала прямо под горой, но чтобы дойти до неё, необходимо было пройти насквозь монгольские ряды. А значило покинуть укрепление, и потому к этой мере решили прибегнуть только в крайнем случае.

Начало третьего дня ничего нового ни принесло, он не отличался от дней предыдущих.

Однако к середине дня степняки снизили активность, а потом перестали атаковать вообще.

Вместо сотен степняков на вершину холма поднималась небольшая группа бродников.

Главным в ней был старшина бродников по имени Плоскиня.

Никого такое «открытие» не удивило. «Та же «Повесть» пишет совершенно недвусмысленно: «Были вместе с татарами и бродники, а воеводой у них был Плоскиня» ( А.Б. ).

«Оказывается, князья, засевшие в укреплении из «тына и телег», где три дня отбивали атаки противника, сдались после того… как некий русский по имени Плоскиня, находившийся в боевых порядках противника, торжественно целовал свой нательный крест на том, что пленным не причинят вреда.

Обманул, паскуда. Но дело не в его коварстве, а в личности самого Плоскини, русского, христианина, каким-то загадочным образом оказавшегося среди воинов «неведомого народа». Интересно, какими судьбами его туда занесло?»

Действительно, вопрос.

Давайте отвлечёмся и поговорим о том, а кто же такие бродники.

Что это за загадочный народ?

В летописных свитках упоминания о них единичны, можно сказать, ничтожны. Но они все же есть.

Никита Акомината (1190 г.) говорит о бродниках как о людях, презирающих смерть, называя их русскими беглецами. Такие люди были и будут во всех государствах. По каким-то своим причинам: преступления, нежелание подчиняться властям, жажда добычи, которые можно ещё долго перечислять, такие люди искали убежища там, где до них не будет никому никакого дела. Соответственно, для русских таким местом являлась степь. Она укрывала любых беглецов. Те, кто уходил туда, объединялись в своё, вольное братство, живущее по своим, только им понятным, законам, и состояли они не только из русских людей. Татищев пишет, что бродники были русским племенем, которое исповедовало христианство, но не нашло общего языка с княжествами и решило жить обособленно. Карамзин вообще считает, что бродниками (бродягами) назывался не народ, а обычное скопище (конвиксия) бандитов, состоящих и из русских, и венгров, и угров. Остались сведения о бродниках и у францисканца Гильома де Рубрука. Он писал, что бродники были сбродом воинственных людей, служивших тому, кто предложит больше монет.